Беглец

На лице ужасного ракшаса, обладателя рогов и копыт, каким стал под шелухой Гюнтер Сандерсон, отражается недоумение. Горакша-натх испытывает схожее чувство. Что мальчик имеет в виду? Натху тоже озадачен. Растерян, хмурит брови, скребет затылок узловатой пятерней. Жест ребенок собезьянничал с кого-то из взрослых.

Криптиды подтягиваются ближе. Так собаки сбиваются вокруг хозяина, так волки готовы поддержать вожака.

— Жить назад! — Натху чуть не плачет от бессилия. — Жить назад, да!

В сердцах он топает ногой. Иллюзия или нет, земля ощутимо содрогается.

— Вспомнить? — осторожно уточняет ларгитасец. — Пережить заново?

Гуру удивлен. Почему бы телепату-ларги просто не залезть к мальчику в голову? К чему объясняться, если можешь взять без спросу?! Проходит миг, и Горакша-натх ужасается сам себе. Нет, не мысли о насилии смущают йогина. Глупец, ты готов был подсказать решение враждебно настроенному ларги! Неужели ты и правда хотел предложить техноложцу порыться в мозгах брамайнского антиса?! Ларги осторожен, он боится лезть в разум юного велета. Пусть все остается как есть.

— Пережить заново! Да!

От радости, что его поняли, Натху подпрыгивает до небес. Приземляется он словно пушинка — никаких землетрясений.

— Я пытался вспомнить. — Гюнтер Сандерсон рассуждает вслух. — Ты предлагаешь не вспоминать, а заново пережить?

— Да! Хватики умеют!

Взмах руки в сторону нервничающих спрутов.

— Хорошо умеют! Жить назад, жить вперед. Переживать! Ты правильно сказал, папа. Стать как раньше. Стать как потом. Переживать, да.

— Жить вперед?! Стать как потом?!

Гуру мысленно ахает. Мальчик способен заглянуть в будущее?! Он прорицатель?!

— Да!

— А ты умеешь?

Натху мнется, смущается:

— Чуть-чуть. Хватики лучше умеют.

— Можешь показать? Как умеешь ты?

— Не хочу назад, — капризничает мальчишка. — Страшно.

— А вперед?

— Вперед не страшно. Только я не умею далеко вперед.

— Не надо далеко. Давай на сколько умеешь.

— Хорошо.

Мальчик начинает стремительно расти. Темнеют космы шерсти на груди и предплечьях, становятся жестче на вид. Плечи, и без того могучие, раздаются вширь. Под грубеющей кожей проступают тугие жилы, оплетают чудовищные мускулы. На лбу прорезаются недетские складки. Натху смотрит на отца и гуру сверху вниз. Да, теперь он смотрит на них обоих, не только на ларгитасца. Во взгляде — понимание, сочувствие, словно мальчику, похожему на взрослого, известен секрет, неведомый этим двоим. Натху хочет что-то сказать: шевелятся губы, открывается рот…

Тело мальчика сотрясает жестокая судорога. Кажется, что сквозь него пропустили электрический разряд. Натху идет рябью, как сбоящая голограмма, съеживается, усыхает.

— Вот, — разводит руками прежний, знакомый Натху. Он весь красный от смущения. — Я хотел! Я хотел, а оно не пускает.

— Ты хотел меня предупредить? Рассказать то, что знаешь ты-будущий?

— Да! Да!

Натху счастлив. Он рад, что отец все понимает правильно. Гуру тайком морщится: такое счастье хуже яда.

— Ты хотел, но у тебя не получилось. Это пустяки, малыш. В другой раз получится!

Глаза ларги сияют, он похож на ребенка, заполучившего вожделенную игрушку. Гуру знаком этот взгляд — взгляд ученого, совершившего открытие.

— Вы понимаете, что мы видели?! — Шри Сандерсон забывает, кто перед ним. Ему не терпится разделить свое открытие с кем-нибудь, пусть даже с врагом. — Мы наблюдали, как действует временной парадокс!

— Парадокс?

— Защита от временного парадокса! Хронопредохранитель Вселенной! Натху пытался донести до нас информацию из будущего, из того времени, когда он станет старше. Но некий фундаментальный закон мироздания не дал ему этого сделать!

— Вы впечатлены?

— Разумеется!

— А изменениями Натху вы не впечатлены?

— Чем тут впечатляться? — Рогатый ракшас щелкает пальцами, подыскивая формулировку. — Это же естественно! Мальчик воссоздал свой облик из матрицы будущего! Жить вперед — так, Натху?

— Так, папа, — кивает мальчик.

И спешит добавить:

— Назад не хочу! Сейчас не хочу. Может, потом…

— Разве я тебя заставляю?! — Шри Сандерсон машет на сына руками. — Не хочешь — не надо. Это ты у хватиков научился?

— Ага!

— Вы вообще понимаете, о чем речь? — Ларги вспоминает про гуру. Шри Сандерсон остро нуждается в собеседнике. — У флуктуаций совсем другой способ существования! Я читал труды профессора Штильнера: флуктуации воспринимают всю свою жизнь, от рождения до смерти, как единое целое. Для них время не делится на прошлое, настоящее и будущее! Они постоянно присутствуют в каждом моменте жизни, уже прожитом или только намечающемся. Смерть просто ставит точку, превращая вектор в отрезок. С физической гибелью заканчивается будущее, но не жизнь! Прожитый отрезок для них вечен, они могут возвращаться в прошлое или путешествовать в будущее, если они там еще живы. Возвращаться не памятью, идти вперед не прогнозом, а всем существом! Их восприятие времени, а значит, жизни принципиально отличается от нашего.

От нашего, отмечает гуру. Оказывается, у брамайна с ларги есть что-то общее.