Беглец

Грым принялся поедать их, с облегчением чувствуя, что буря в желудке сходит на нет, а горло вновь становится чувствительным. Правда, вкус все еще оставался слегка притупленным. Подошла Йарра, с явным любопытством наблюдавшая за его трапезой. Мамаша не переносила одного только вида грибов, да и боялась, что забредет какой-нибудь расторопный Распознающий, и их примут за скрытых сектантов. Так что Грым, когда ему хотелось отведать грибочков, брал у нее жбан сметаны и отправлялся в лес, или в степь. Так что Йарра никогда не видела его любимого яства.

Что-то в лице девушки заставило Грыма протянуть ей одну из своих обугленных палочек. Йарра понюхала сморщенные грибные шляпки, осторожно откусила кусочек, и задумалась. Потом вдруг неожиданно быстро уплела всю гроздь. Грым с просветленным лицом наблюдал за ней, потом указал на кучу вырванной травы, и плюнул в сторону, сморщив нос. Йарра задала беззвучный вопрос.

— Еда, — коротко сказал Грым и хлопнул себя по огромному животу. Дескать, всем видам пищи королева.

Йарра обвела руками весь мир вокруг и пожала плечами. Грым на мгновение задумался, потом уткнулся в еду, словно бы потеряв всяческий интерес к разговору. Йарра села рядом и принялась терпеливо ждать. Вся эта пантомима означала, что на вопрос, откуда такая еда берется, просто не ответишь. А следовательно, надо дождаться, пока Грым поест, и отправиться вслед за ним. Что они и проделали, предварительно забросав угли и вымыв миску в луже.

Грым привел Йарру в одну из давно обнаруженных им тайных грибниц, куда не наведывался уже год. Он не владел тайным искусством ухаживания за грибницами, поэтому урожаи у него не шли ни в какое сравнения с тем изобилием, какое царило, пока жива была секта. С другой стороны, ему и не надо было так много, как целой сотне выродков, хотя скотий вор поедал грибы, а те готовили из них порошок. Сожрав в тайнике все, что можно было сожрать за один присест, он оставлял грибницу в покое, надеясь, что споры сами знают свое дело, и приходил повторно лишь через год, подъедаясь в других, вскрытых им за годы подсматривания, тайниках.

Йарра долго бродила по грибнице, принюхиваясь и о чем-то думая. Потом они вернулись назад, в хижину Мамаши. Там Грым запасся сметаной в таких количествах, что поразил пришедших в гости соседей. Совместный приход Грыма и Йарры в самый большой парник, тот самый, послуживший причиной гибели тайной лощины Арахнид, был ознаменован настоящим пиром.

С той поры Йарра больше не варила в уединенных местах травы, предпочитая грибочки в сметане, запеченные в мясистых листьях Порченых папоротников.

Прознав из скупых рассказов Йарры и Грыма о том, что они шатаются по лесам вместе, Мамаша успокоилась совсем. Она искренне считала, что более пристойной компании, чем скотий вор, девочке не найти. Женщина старела, и тот факт, что больше не приходилось, даже изредка, стряпать для «доченьки», также весьма ее радовал.

Шли годы, Йарра из озорной и странноватой девчонки превратилась в девушку, блуждающую по диким чащобам, одетую в рванье, рядом с которой нет-нет да мелькал жутковатый Грым. Потому знакомых и друзей у нее не прибавлялось, даже наоборот. Подходить к ней было страшно, да и в населенных местах она появлялась очень редко. По причине того, что не испытывала желания воровать скот, она даже не сопровождала Грыма в его редких ночных вылазках. Так что Долину девушка знала как бы со стороны, видела ее все больше из степи, да с опушки пограничного леса.

Однажды, придя на место лачуги, некогда давшей ей кров, Йарра обнаружила там заросшие травой развалины. Перепугав до смерти бредущую за двумя козами бабку, выскочив на нее из зарослей чертополоха, она узнала, что Мамаша год как отошла в лучший мир.

Так кончилось детство Йарры. Грым некоторое время потужил, забросив «доченьку» и скитаясь без цели в самых потаенных чащобах, а потом жизнь потекла дальше.

Скотий вор ничего толком не знал об Арахнидах, и потому не замечал мелких перемен, которые творились с Йаррой. Перемены эти начали бы сказываться раньше, но растили ее не в секте и не окуривали с детства бурым порошком. Постепенно, с определенного периода начала она чувствовать окружающий мир не только острее, чем ее воспитатель, но и совершенно по-другому. То, что не могли дать ей Мамаша и Грым, но что требовала ее природа, девушка постепенно получала и от поедаемых грибов, и от самой близости Урочища.