Беглец

А Урочище звало и манило ее. Если на людей оно не действовало никак, да и на Грыма тоже не особенно, то Йарра чувствовала колдовскую чащобу, словно биение собственного сердца. Если обычные люди, даже прирожденные лесные охотники, ориентировались в лесах по тщательно запоминаемым приметам, тысячам мелких признаков, которые оседали с течением лет в памяти, по луне, солнцу и звездам, то с Йаррой было иначе. Она с закрытыми глазами всегда точно знала, в каком направлении лежит самый центр Урочища, откуда исходила пульсирующая сила, которую люди совершенно не чувствовали. Грибочки со сметанкой дали ей новый импульс к развитию. Сама того не ведая, она постепенно становилась самой настоящей Арахнидой, без всяких ритуалов и анатомических вмешательств. Постепенно, год за годом темная кровь брала свое.

Однажды Грым привел ее на место, где было тайное логово секты, и как смог, попытался объяснить, что тут произошло. Йарра слушала внимательно, и по ее лицу даже скотий вор не мог определить, поняла ли она что-нибудь из его слов. Но само место явно пришлось девушке по вкусу. Она долго ходила среди бурьяна, в котором уже трудно было найти хоть какую-нибудь частицу древнего пепла, к чему-то прислушиваясь. Отчаявшись понять, что она ищет, Грым повернулся и растворился в чаще. В одной из своих берлог он отоспался, в одиночестве опустошил целую грибницу и направился на поиски «доченьки». Он не особенно даже удивился, застав ее на том же самом месте. Некоторое время он терпеливо ждал, но Йарра полностью ушла в себя, блуждая в бурьяне. Тогда Грым тяжело вздохнул и поплелся прочь.

В тот день он решил пробраться в одну из центральных деревень, чтобы выкрасть гуся. Этого он не делал довольно давно. Он уже был староват для таких забав, кроме того, не было Мамаши, а другие степняки неохотно меняли безделушки на краденый скот, опасаясь мести оседлых, которые догадывались, куда уплывает их добро. А самому Грыму домашний скот был совершенно не нужен. Но все же, по старой памяти, он скрытно двинулся к центру Долины. Может быть, стареющему вору не хватало чувства опасности, а может, отшельник соскучился по людскому вниманию.

Йарра же обнаружила полуобвалившиеся пещеры в склоне оврага и копалась сейчас там, перебирая истлевшие вещи, побелевшие кости и прислушиваясь к эху от собственного дыхания и шагов. Под вечер она нашла в углу, под многолетним слоем пыли, глиняные таблички. На них были изображены смешные человечки, выделывавшие странные фигуры. Никогда прежде не видевшая рисунков, Йарра тщательно сдула пыль с табличек, и погрузилась в их изучение. В сырой земляной норе и застала ее ночь.

В час самого сладкого сна Йарра вдруг рывком проснулась. Что-то билось в голове, словно испуганная птица, попавшая в паучьи тенета. Она разожгла лучину, склонилась над табличками и задумчиво стала грызть горькую травинку. В этот самый момент появился Грым. Она так была поглощена изучением картинок и своим ночным видением, что пропустила звук его крадущихся шагов и даже пыхтение, с которым старый вор карабкался вверх по склону. Неожиданное появление косматой физиономии на фоне звездного неба заставило ее вскрикнуть и взмахнуть руками. Глиняные таблички полетели вниз, ударились о каменный выступ и рассыпались в прах.

Грым подошел к рыдающей Йарре и принялся неуклюже гладить по плечу. Потом он спустился вниз и притащил полузадушенного гуся. Глядя, как глупая птица пытается взлететь, взмахивая толстыми короткими крыльями и выгибая шею, Йарра засмеялась. Потом знаком попросила, чтобы Грым не убивал птицу, а отпустил. Тот знаками же показал, что ее сожрут в чаще спустя несколько мгновений. Йарра согласно вздохнула и отвернулась. Грым быстро свернул шею гусю и принялся стряпать. Сам он не был доволен собой. В дороге он вдруг почувствовал колоссальную усталость и понял, что не дойдет до облюбованного поселка. Старость брала свое, грубо и неоспоримо. Гуся пришлось воровать в ближайшей деревне, да и то он своей возней переполошил людей, убегая повалил забор. Словом, это был его последний воровской поход.

А Йарра вдруг поняла, отчего проснулась среди ночи. Неказистые фигурки, нацарапанные костяной иголкой в глиняных квадратиках, вдруг слились в ее голове в стройную последовательность движений. Более того, тело явно знало, как и зачем она выполняется.

Сейчас, глядя, как хлопочет Грым над несчастным гусем, Йарра с трудом удерживала себя от того, чтобы не вскочить и не приняться за исполнение движений. Бесславно сгинувшие таблички стали ей больше не нужны. Теперь она не смогла бы забыть содержащуюся в них мудрость Арахнид до самой смерти, даже, если бы захотела.

Лишь покончив с гусем и отоспавшись аж до полудня, Йарра принялась исполнять неведомо кем составленный набор фигур.

По мере того, как она не столько вспоминала картинки, как вслушивалась в свое тело, с рождения обремененное знанием, стала приходить удивительная легкость. Девушка словно жила в этом плавном танце целую жизнь. К ней пришло странное чувство, что он никогда не прекращался.