Топот за углом. Он развернулся навстречу опасности. Но это оказались его комические попутчики. Тетка, мелкая, как подросток. И подросток, высотой до второго этажа. Этот дурачина бежал, прихрамывая, а ботинок свой прижимал к груди, как младенца. Хотя, может, не такой уж и дурачина. Ведь бежать на одной ноге явно быстрее, чем завязывать эти километровые шнурки.
Зажегся зеленый, и беглец бросился дальше. Те двое топали следом.
Он к этому привык с детства. Сколько раз бывало. Рванешь через двор за красивой девчонкой, а за тобой весь класс бежит, будто их звали.
Вот и этих он не звал. Но и прогонять не стал. Пожалел. Проблемы с полицаями никому не нужны. А с ним их шансы уйти явно выше.
Он свернул во двор и нырнул в незапертый подъезд. Влетел на последний – второй – этаж. Отсюда отлично просматривалась улица, по которой они бежали.
Пыхтя и отдуваясь, низкая и длинный поднялись следом.
– И что мы тут делать будем? – спросила она таким недовольным тоном, будто ее пригласили в кабаре на Монпарнасе, а привели в воняющий кошками подъезд.
– Читать стихи Ахматовой, что же еще. «Там, где мой народ, к несчастью, был».
– Я серьезно.
– Ты, парень, сядь и ботинок свой надень все-таки. Наступишь на стекло – далеко не уйдем.
– Да я уже, кажется, наступил.
– Дай гляну.
Богомол послушно задрал скрюченную ногу. Носок весь мокрый. Лужа? Нет, пальцы испачкало красным. Правда, порезался, остолоп.
– Спирт, перекись, чистое белье?
Обращался он в основном к женщине. Но богомол просветлел лицом, закивал лысой башкой и скинул с плеча тощий рюкзак.
– Ногу-то опусти. Вот, молодец.
– Мне вчера Света спирту дала в дорогу.
– Молодец у тебя Света.
– Она не у меня. Я у нее ночевал просто, в мотеле. Там на трассе заколдованное место. Я часа два стоял, никто не остановился. Замерз, как черт.
– Черти не мерзнут. Им, наоборот, жарко, – скучным голосом поправила тетка.
– Как черт из Дантовского ада. Он у него ледяной, помните? А Света в том мотеле работает. При нем, точнее. И у нее там свой номер. На случай, если понадобится. И она меня в него пустила погреться, пока клиентов нет. А потом тоже замерзла. Пришла, и мы стали спиртом греться. И разговаривать. А остатки она мне с утра в рюкзак сунула.
– Очень трогательно. А разговаривали вы про ее несчастную жизнь.
– Ну да. У нее сын…
– Разумеется. Ты носок сними и рану обработай. Запасные есть? Ясно. Тогда выжми и на батарею. Хоть сколько-нибудь просохнет.
Богомол согнулся в бараний рог, пытаясь разглядеть свою ступню.
– Помоги ему, а? – сказал беглец женщине, бестолково топтавшейся рядом. – Может, у тебя что-то чистое есть? Перевязать.
– У меня пластырь с собой.
– Отлично. Назначаю тебя медсестрой. А теперь всем молчать и не отсвечивать.
Улица замигала синеватым светом, как в фильме ужасов. Ага. Вот и гвардейцы кардинала. Мигалка крутится, но сирену не включили. Не хотят народ будить, милашки.
Ехали они так медленно, что он разглядел на пассажирском сиденье водилу-стукача. Весь взъерошенный, руками машет. Ничего, пусть побулькает. Будет знать, как людей закладывать ни за что ни про что.
4.
Газета «Серебрянопрудский вестник», 11.04.2019.
Банда яйцеголовых орудует на берегах Серебряного пруда?