Беглец

На глаза попалась пустая клетка Хедвиг. Нетронутый корм и полная поилка. И где её носит? Нет, сова и раньше могла отсутствовать по нескольку дней, но судя по состоянию поилки, не было её довольно долго — вода выглядела несвежей.

Постояв в раздумье, Гарри накинул лёгкую куртку, похлопал себя ладонью по макушке, дождался ощущения горячего мячика на волосах, который лопнул и обтянул его всего неощутимой плёнкой, сделав невидимым и лишив запаха. Потом провёл указательным пальцем сначала по одной подошве кроссовка, потом по другой. Потопал на месте, проверяя, исчез ли шум шагов, удовлетворённо кивнул.

Спустившись на кухню, настругал пару бутербродов, завернул их в бумажное полотенце, сунул в карман. В пустую бутылку из-под пепси налил охлаждённый лимонад из кувшина, выуженный из холодильника. Подумав, написал записку для тёти. Мол, погулять вышел. Это на случай, если в парке задержится.

Из дому выскользнул через заднюю дверь, привычно вернув защёлку на место загнутой особым образом проволокой, предусмотрительно припрятанной в щели. Тётя Петунья не ругалась на его ночные отлучки, если он не оставлял дом нараспашку.

Во втором часу ночи Литтл Уингинг мирно спал. Разноцветные портьеры на окнах кое-где подсвечивались тусклыми ночниками, придавая домам волшебный вид. Сверчки пиликали свои песенки. Где-то далеко шумели на трассе машины. У Кеннетов в конце улицы шла затянувшаяся вечеринка: приглушённо звучала музыка, слышался смех, мелькали тени на шторах. У Эртонов плакал младенец, а женский голос ему что-то напевал. У воинственного мистера Болдуина, который по жизни был в ссоре со всей улицей, лениво и негромко гавкал в саду старый пёс. Гарри он учуять не мог, так, для порядка голос подавал. Мол, бойтесь, злодеи — я бдю!

Городской парк был тёмен и тих. Фонари освещали лишь центральную аллею. Мэрия, как обычно, экономила электроэнергию. Налетевший ветерок весело погнал по дорожке шуршащую обёртку. Зашумели листвой деревья. В глубине леса сонно перекликались птицы. У речки неустанно горланили лягушки. Шелестя травой и топоча, как слон, перебежал дорогу ёжик.

В кустах светились сонмища светлячков, образуя целые галактики.

Темноты Гарри не боялся.

Сколько себя помнил, он чувствовал с ночью некое сродство. Казалось, Тьма ласково обнимала его, даря покой и защиту. Особенно отчётливо он ощущал это в чулане для наказаний и в потёмках каменных школьных коридоров. К тому же его подслеповатые глаза хорошо видели в темноте — он не терялся, не блуждал, выставив перед собой руки, просто шёл, куда ему надо, не спотыкаясь и не сбиваясь с пути.

Поттер свернул на неприметную при свете дня, а сейчас, в сумраке, и вовсе невидимую тропку. Эта дальняя часть парка была заброшена из-за заболоченности. Нет, власти пытались болото осушать. Одно время тут тарахтело множество техники, рыли какие-то канавы… Гарри тогда был совсем мелким и смотрел на всё это издалека — близко к тракторам любопытную малышню не подпускали. Но то ли природа оказалась упрямей, то ли финансирование прекратили, но болото никуда не делось. Тогда администрация города сделала вид, что проблемной части парка попросту не существует. Так и жили.

Его тайное место, оборудованное ещё в детстве, преданно дожидалось хозяина. Сняв кроссовки и поддёрнув штанины выше колена, он прошёл по тёплой воде, раздвигая тину и распугивая лягушек. В шалаше на взгорке, под опущенными чуть ли не до земли ветвями раскидистого дерева было сухо, а «пол» усеивало множество мышиных гнёзд. Его вторжение на территорию грызунов сопровождалось возмущённым писком и шуршанием. Поттер поправил и хорошенько закрепил уголок толстой пластиковой плёнки, не пропускавший внутрь дождевую воду. Можно было бы прогнать прочь мышей, вымести их гнёзда… но зачем? Всё равно в детском шалаше ему, изрядно подросшему, было уже тесновато. Пусть живут.

Из камней и доски он собрал скамейку рядом с шалашом. Потом вытащил из глубины укрытия пару припасённых кирпичей, поставил на них подкопчённый металлический поддон от какой-то химии и запалил в нём костерок. Хотелось просто посидеть у огня.

Обиженно зудели над ухом комары, не в силах добраться сквозь наложенные чары до вкусной кровушки юного волшебника. С болота тянуло холодом — пришлось накинуть сброшенную куртку. Опять тётя будет ворчать, что от него воняет гарью.

Языки пламени с энтузиазмом лизали хворост, хрустели сухими ветками. Беззаботные искорки улетали к звёздам. А может, и сами становились звёздами, кто их знает?

Пригревшись, Гарри сонно клюнул носом, и тут… Из огня на него укоризненно посмотрел Сириус.

«Вспоминай, Сохатик! Ну же, постарайся».

Родной голос с тёплой хрипотцой словно ножом ударил в грудь. Гарри задохнулся от душевной боли, сполз со скамейки, скорчился на траве. Голова, казалось, сейчас треснет, как хрупкая яичная скорлупа. Накатила тошнота. Его вырвало… и стало легче. Вот только в память ворвался ураган, завертел, словно осенние листья, воспоминания, которых не могло быть. Просто не могло и всё!