Беглец из рая

Было время на Руси, когда Город в трудные годы защищал, подбирал русскую деревню под свое крыло, за неприступные каменные стены, чтобы прикрыть от невзгоди; а в мирные дни протягливая песня с полей, пахнущая разнотравьем и спелыми хлебами, залетала в детинец и находила там голосистого подголоска. Но однажды в крепостные ворота вошел ростовщик и всюду раскинул свои сети. Город с годами разбух, как больной вулкан, раскалился от жажды наживы, и словно гигантский спрут, своими присосками впился в мать сыру землю, немилосердно выпивая живые соки. Нынче Город растекся, расплылся от больного жира, потерял мускулы, волю и защитные брони, у него китовье тело и слоновьи ноги, но крысиная, хитрая головенка. Он алчен и нагл, он утратил совесть и жалость, обрубил все родовые связи с землею. Город выпил родящую силу земли, переманил к себе энергичных людей, воздвиг преграду неприязни и пренебрежения к сельской ниве, но вместе с тем при всяком трудном случае посылает гонцов к презренным мужикам (которых в обычное время унижает) и молит о помощи, и клянется не забыть и отблагодарить, и обольстительных слов не жалеет. Но все труднее охранить Город от беды, Город сам кует себе несчастья, увязая в пошлости и сладострастии, отравляя миазмами пространство вокруг себя… И теперь надобно мужество уже всей крестьянской России, чтобы организоваться в помощь, но скоро и этих источающихся сил недостанет, и придет день, когда, превратившись в новый Вавилон, набухший вулкан прорвется, истечет гноем и зальет северную страну.

Что за бессмыслица овладела Россией? Для какой странной затеи Город, борясь со своим кормильцем уже триста лет, окончательно покорил деревню? Чтобы отпраздновать победу? Иль справить поминки, пустив ковш с отравленным питьем по кругу, находя в этой тризне некое дьявольское удовольствие? Неужели только для того и затеяно было лютое сражение с деревней, чтобы с гибелью крестьянства и самому лопнуть и иссохнуть? В этой вражде с матерью-землею кроется глубинное, зачастую бессознательное свойство любой антисистемы-химеры (подобной хазарскому каганату), с удивительным торжеством победителя отлучившейся от живой природы, от простеца-народа, с радостью обрезавшей корни родовы своей. По тайному сговору захватившая власть горстка циничных “рахдонитов”, этих апостолов ростовщичества и наживы, отныне полагает себя свободной от всяких обязательств платить по старым долгам (ведь берешь-то чужое, а отдаешь свое); насосалась молока из груди кормилицы, насытилась, вспряла на свои ноги, и все старинные заповеди и предания скорехонько скидала в чулан, как чужое изношенное платье, а теперь можно все забыть, отряхнув от себя совесть, и наслаждаться жизнью. Такая антисистема, отрицающая природу как родную мать, может существовать лишь на жестком расслоении верха и низа и беспощадном полицейском подавлении всякого недовольства. В антисистеме, не признающей компромиссов между сословиями, когда попирается и вовсе уничтожается братское, родное, любовное, а порядок стоит лишь на штыках, Христос подменяется сатаною, разум – хитростью, правда – ложью, совесть – бесстыдством, красота – пошлостью, жалость – эгоизмом. Бедный божий человек в этой химере распнут на кресте нищеты, но вот с этого креста, братцы, и начинается, как это не раз случалось в истории, отсчет нового времени, восстание и преображение России. Быть может, подобное только кажется мне, а вся история родины двинется однажды по иному кругу, и мои мечтания окажутся бесплодной наивной игрою инфантильного ума. Но вдруг?.. А вдруг русские вздрогнут однажды от лютого безумного опоя и очнутся, подпираемые природной энергией, как не раз случалось подобное в долгой истории? Ведь если опамятования не случится, и человечество не вернется назад в природную систему, то ему, окончательно подпавшему под власть каина, вообще не станет места на земле, ибо оно, презирая все и вся, занимаясь людоедством, само себя невольно возненавидит и люто изгрызет, подпаливаемое огнем похоти на жертвеннике нескончаемого блуда…