Беглец отовсюду

Когда Толлер вышел, король поспешно ринулся к шкафчику за шторой, выпил еще один полный бокал вина, затем бросился в одно из кресел, приготовленных для аудиенции, и принял ленивую позу.

Дверь снова открылась, и на пороге появился блистательный Адвард Морини с дружеской улыбкой на устах:

— Счастлив. Счастлив видеть вас, ваше величество! И желал бы иметь честь получать такие приглашения, как сегодня, и впредь. О, какой это бальзам — разговор с умным человеком с глазу на глаз, а не в суете дворцового приема и не во время упрямых споров государственного Совета!

— Ну, садитесь… садитесь, Дюк, — король благодушно махнул пухлой рукой в сторону второго кресла, — говорят, вы снова учинили, какое-то чудо на улицах столицы?

— Никакого чуда, ваше величество. Я просто распорядился начать вывозить из города навоз, который год за годом копится на мостовых и в канавах. Всего две недели слаженных работ — и жители Акраима почувствовали, какое мягкое и душистое лето выпало нам в этом году.

— Поразительно! — поднял брови Улаф, — Какое простое решение! Почему никто не предложил его раньше?.. А, позвольте спросить, куда вывозится навоз?

— На поля, ваше величество. И уверяю вас — осенью у ваших подданных (тех, кому повезло иметь землю близ столицы) будет преотличный урожай.

Король понимающе покачал головой и развел руками:

— Вот что я называю государственной мудростью! Поистине в вашем лице я приобрел исключительного советника.

Дюк с достоинством поклонился. В этот момент в гостиную вошли Толлер и какая-то женщина с кухни. На столике между креслами они быстро расставили закуски, положили тонкие вилочки и щипчики перед королем и его гостем и утвердили среди тарелок два изящнейших бокала с ножками в виде дамских ручек. Камердинер показал его величеству, а затем Дюку уже раскупоренную бутылку «Сладости Акраима», с нижней части которой специально не стер пыль. Морини уважительно посмотрел на Улафа и произнес короткое «О!», на что король ответил победоносным «Да-с!»

Когда слуги удалились, Дюк с почтением разлил вино, и собеседники пригубили его, наступила тишина, полная наслаждения.

— «Произведение искусства» — так бы я назвал этот напиток, — мечтательно сказал Дюк, — А нельзя ли у вас, ваше величество, отменять несколько бутылочек на что-нибудь достойное, что-нибудь столь же редкое и необычное?

— Не хочется отказывать, дорогой Дюк, но «Сладость Акраима», которой мы с вами воздаем должное, была заложена в погреб еще во времена моего деда — короля Огнона, с которым так несчастливо поссорился когда-то ваш дед Драмогар. Осталось всего с десяток бутылок. Поверьте, Толлер мне теперь долго не простит то, что я приказал сегодня подать одну из них. Этот тиран будет терзать меня своими упреками до тех пор, пока я не сделаю еще что-нибудь, что потребует его осуждения.

Адвард Морини улыбнулся:

— Преданный слуга не всегда мил и кроток. Но преданность искупает всё… Надеюсь, и ко мне вы будете столь же по-королевски снисходительны, как и прежде, как раньше… Ведь я заметил, что чем-то не угодил. Что-то тревожит вас, ваше величество, и это причиняет мне страдание…

Король поднял брови, в сомнении скривил рот вниз и на бок, посмотрел в свой бокал, сделал глоток и решился:

— Тревожит, дорогой Адвард. И тревожит многое. Кое-что из этого не срочно, кое-что, может быть — вообще ерунда и наговоры. Но, вот, например… жалобы, — Улаф указал на письменный стол, — Поток жалоб! Постоянно какие-то ходоки толкутся среди служб на заднем дворе. Охрана не успевает увещевать. И заметьте — все из деревень.

Они там не поняли вашего… то есть, моего указа о взимании десятины в барышах сообразно годовому доходу в дополнение к ежегодным поставкам товаров ко двору. «Двойной оброк» — так они это называют. Народ ропщет, Дюк. И мое имя порой звучит не в том тоне, в котором бы я желал.

— Моя вина, ваше величество, — посерьезнел красавец Морини, — Я не донес до вас мой план во всей полноте. Отсюда проистекает досадное недоразумение…

— Ну так донесите! — потребовал Улаф, вращая вино в бокале.

— Прошу вас тщательно вникнуть со свойственной вам проницательностью в то, что я скажу, мой господин. Введение в оборот барышей, благодаря появлению в Равнланде моих товаров, которые нельзя выменять в натуре, ожидаемо подстегнуло торговлю, мастеровое дело, область оказания услуг и так далее, и так далее. Даже сельские жители, в массе своей довольно темные, быстро смекнули, что барыши как меновое средство и средство накопления не сравнится ни с дровами, ни с хлебом, ни с сеном, ни со скотиной. Все полюбили барыши.

Но чтобы ускорить их распространение, нужно было показать их ценность. Надо было дать понять, что барыши — это серьезно. В том числе и поэтому введена десятина. Если оброк в барышах принимает сам король, то уж он-то наверное знает, чего они стоят. Вот как думает народ.