Беглецы

Феликс нашел обломок черепицы, и, орудуя им наподобие рычага, вынул с полдюжины черепиц, которые, одну за другой, передавал Марону, а тот осторожно клал их на пол. Затем Феликс приподнял балку за высвобожденный конец и стал дергать ее во все стороны, чтобы расшатать большой гвоздь на противоположном конце. Гвоздь скрипел и скрежетал, и мальчики с минуты на минуту ждали, что трактирщик начнет колотить в дверь.

Но шум не доходил до нижних этажей. Марон смочил гвоздь вином, чтобы скрежет был не так слышен. Он помогал Феликсу, стоя на табуретке и пользуясь вытащенной из кровати перекладиной как рычагом. Они долго бились, прежде чем им удалось вырвать гвоздь. Чтобы балка не загрохотала при падении, Марок быстро ухватил конец и бесшумно опустил его на пол.

Теперь нужно было проделать вторую дыру в крыше и просунуть туда балку так, чтобы можно было выставить другой ее конец наружу. Солнце зашло, уже смеркалось, но зрение беглецов было так напряжено, что они почти не заметили перемены.

На лестнице послышались шаги; они с замиранием сердца подумали, что их замысел раскрыт. Но это был всего лишь раб, которому трактирщик поручил позвать их вниз – сыграть в кости.

– Придем немного погодя, – через дверь крикнул Бренн. Раб ушел.

Тем временем стемнело. Они осторожно выставили балку за окно и без особого труда перекинули ее на противоположную крышу. Ширина балки не превышала одного фута. Если раньше переход по ней представлялся страшным воображению, то теперь узкая балка, перекинутая между двумя домами, наглядно показывала, как это трудно и опасно в действительности.

Плотно набив золотом один из кошелей, друзья повесили его Бренну на шею, под тунику. Бренн взобрался на подоконник. Балка лежала наклонно, поэтому он решил ползти по-рачьи, чтобы не закружилась голова; но даже не видя пропасти под ногами, он не мог без ужаса думать о ней. Напряжением воли он заставил себя сосредоточиться на одной мысли – как половчее ухватиться за балку, на которой ему предстояло проделать этот путь, и, стараясь забыть обо всем остальном, он вылез из окна.

ГЛАВА XXVIII. ОСВОБОЖДЕНИЕ ИЗ ЛОВУШКИ

Всякий раз, когда Бренн в последующие годы вспоминал об этом переходе, он обливался холодным потом. Но в ту пору он не испытывал такого ужаса; балка была плохо остругана, и при каждом движении занозы впивались ему в руки и ноги; наклон становился все круче, и Бренн чувствовал, как балка дрожит под ним. Но он продолжал ползти, машинально перебирая руками и ногами, продвигаясь все дальше вниз, по направлению к крыше, которую не мог видеть. Он знал, что Марон и Феликс стоят у окна и крепко держат балку, чтобы она не съехала, но не решался поднять глаза и взглянуть на них, так же как не решался кинуть хоть беглый взгляд на улицу, расстилавшуюся внизу.

Время тянулось нестерпимо долго. Узкая балка представлялась его затуманенному сознанию намного уже, чем она была, и мальчик едва не лишился чувств. Спустя мгновение он опомнился и, более чем когда-либо уверенный в себе, вновь ощущая упругость в мышцах, крепко-накрепко обхватил балку.

Еще несколько раз изогнувшись всем телом, Бренн почувствовал, что его ноги коснулись крыши. Но при мысли, что опасность исчезнет лишь после того, как он. извиваясь, сделает еще два-три движения, у Бренна чуть было снова не закружилась голова. Ценою огромного усилия воли он преодолел охватившую его слабость, заставил себя сдвинуться с места и спустя минуту, цел и невредим, очутился на крыше.

Он отпустил балку и лег навзничь, обуреваемый противоречивыми чувствами, то радуясь, то вдруг сомневаясь в том, что неимоверное напряжение миновало. 3атем он услышал, как Феликс и Марон медленно втащили балку назад в комнату, чтобы загородить ею дверь.

Вдруг его взяло сомнение: что, если люк заперт и он рисковал жизнью понапрасну? Страх заставил его приподняться; но ему еще не верилось, что хватит сил встать, и он на четвереньках пополз в тот угол, где с чердака приметил люк. Он нащупал ступеньку и бодро стал спускаться по лесенке, отважась, наконец, выпрямиться. У конца лесенки была дверь; чтобы открыть ее, Бренну пришлось только поднять щеколду.

Благословляя судьбу, он осторожно вышел на площадку и прислушался. Снизу доносился громкий говор и звон чаш. Он бесшумно прокрался во второй этаж и, осторожно выглянув из-за поворота, увидел, что обширное помещение нижнего этажа полно людей, распивающих вино.

«Что делать? – подумал Бренн. – Они, должно быть, просидят там еще долгие часы, а некоторые из них, вероятно, живут в этом доме. Да и вообще, не могу я без конца стоять на лестнице».

Вдруг он весь похолодел. Кто-то поднимался по лестнице. Недолго думая, Бренн подошел к первой же двери, которую увидел, и открыл ее.

Комната, где он очутился, тонула во мраке; но понемногу глаза Бренна, вначале еще ослепленные огнем светильников, горевших внизу, привыкли к темноте, и он различил окно.

«Я на втором этаже, – припомнил Бренн, – а с чердака видно было, что в этом этаже всюду небольшие балконы».