Беглецы

Мальчика и девочку он тоже не может бросить. Не только потому, что они спасли ему жизнь. Дух к ним привязался. Еще ни к одним людям дельфин не испытывал таких теплых чувств. Он не хочет, чтобы с ними случилось что-то плохое. Особенно с мальчиком. Даже когда тот занят, всегда находит время похлопать по волнам плавником. Тогда дельфин подплывает к нему, а мальчик гладит его и разговаривает с ним на своем странном грубом наречии.

Иногда, после того как Наверху стемнеет и девочка уснет, мальчик спускается к воде и молча стоит на мелководье, а дельфин плавает рядом. Тут и без разговоров все понятно. Оба одиноки и скучают по родным. Но легче переживать это вместе.

До чего же тяжело приходится людям! Жить в этой ужасной жаре, на ослепляющем свету! Ни колышущихся лесов из прохладной бурой ламинарии, где плавают сочные лещи. Ни глубоких, сумрачных охотничьих угодий, где в песок зарываются скаты; чтобы их почувствовать, надо щелкать погромче и почаще. Дельфину так и хочется схватить мальчика за плавник и утянуть за собой в мерцающую Глубокую Синеву, а оттуда – в Черную бездну. Пусть узнает, каково это – быть дельфином и жить в гармонии с Морем.

Дух никак не может покинуть остров: его удерживают здесь тревога, сострадание и любовь. Он должен найти стаю и позаботиться о людях.

Угораздило же их полезть в темную дыру!

Дельфин давно уже заподозрил, что мальчик и девочка скрываются. Оба часто поглядывали на горизонт, и в такие моменты по воде электрическим разрядом пробегал страх. «Наверное, прячутся от других людей», – предположил дельфин и, видно, не ошибся. Стоило предупредить мальчика о плавучих деревьях, и он кинулся наутек.

Но разве обязательно забиваться в дыру в земле, будто пара угрей? Да еще и именно в эту дыру? В ту самую, которая ведет Туда-где-поет-эхо? Каждый дельфин знает это место, но все стараются держаться от него подальше. Им там делать нечего, да и людям тоже. Там живет только поющее эхо и бедные, тонкие призраки. А иногда там появляется сама Сияющая.

Плавая вокруг пещеры и следя, чтобы никакое коварное течение не затянуло его внутрь, дельфин размышлял, как поступить. Из глубин острова доносились приглушенные человеческие голоса. Нашли где бродить! Неужто не знают, как опасны недра?

Небо потихоньку темнело. Скоро ночь. Но дельфин оставался возле пещеры и напряженно прислушивался.

Вдруг он почуял новую угрозу. Сигнал отдался болью в плавниках и нижней челюсти. Тут дельфин испугался всерьез: Он зол! А когда Он злится, лупит по Морю огромным хвостом и сокрушает Горы.

Больше всего на свете дельфин боится Его.

Того, Что Внизу.

– Вот! – нагнувшись, шепнул Гилас на ухо Пирре. – Два корабля! Тебе видно?

Пирра кивнула.

До чего приятно после блужданий по темным подземным ходам очутиться в просторной каменной пещере, выходящей прямо в Море! Попасть сюда оказалось непросто, а потом вдобавок пришлось идти боком, прижавшись к стене, ведь по дну пещеры протекает широкий ручей. К счастью, ни Гилас, ни Пирра в воду не свалились и благополучно добрались до устья пещеры. Тут они заметили поблизости Духа. Дельфин плавал туда-сюда и быстро, обеспокоенно щелкал. Что его так встревожило – корабли или что-то другое, – Гилас судить не брался. А Пирра на Духа едва взглянула. Ее сердце наконец перестало бешено колотиться, и теперь она жадно вдыхала полной грудью соленый воздух.

Тем временем Гилас облегченно вздохнул.

– Удаляются… Уплывают!

Выставив ладонь козырьком, Пирра прищурилась. Как следует рассмотрела темные силуэты на горизонте, и гора с плеч свалилась.

– Это не кефтийские корабли, – объявила она.

– Откуда знаешь?

– Паруса другого цвета, и носы не той формы.

– И как только разглядела? Я, кроме двух точек, ничего не вижу! Да у тебя глаза как у ястреба!

– Это не кефтийцы, но и не Вороны. Наверное, финикийцы.

Гилас подозрительно прищурился.

– Говоришь, нигде не бывала, а суда издали узнаешь.

– Из Дома Богини никуда не выпускали! Только и оставалось, что росписи разглядывать! – огрызнулась Пирра. – На стенах изображены корабли со всего мира: из Македонии, из Акии, с Обсидиановых островов, из Финикии, из Египта. С трех лет каждый день на них пялилась. Запомнишь тут, когда больше заняться нечем!

Тут на камни накатила высокая волна, и дети попятились, заслоняя факелы от брызг.

– Пошли обратно, – сказал Гилас.

Пирра испуганно оглянулась на черное жерло подземного хода. Похоже на рот, готовый снова их заглотить.

– Может, другим путем выберемся?

– Каким?

Гилас указал на отвесные скалы над их головами, потом на яростное Море.

– Вплавь не получится – я о камни разобьюсь, ты ко дну пойдешь.

Оставалось только снова углубиться в холодную черноту. На этот раз темнота сгустилась еще сильнее: факелы почти догорели.

Пирра с мрачным упорством твердила про себя: один раз обошлось, и во второй обойдется. Но когда голоса Моря смолкли, Пирра обернулась и увидела на месте выхода из пещеры всего лишь бледный, далекий полукруг света. А стоило ей зайти за поворот, и даже это связующее звено с внешним миром скрылось из вида.

И Гилас будто сквозь землю провалился – хотя куда уж дальше?