Беглецы в Бесконечность

С соседних столиков, плотно обсаженных туристами и местными жителями, оглядывались на странную троицу почти все клиенты ресторана, из которой этой троицы двое хохотали совсем уж до неприличия, волосатый и бородатый явно обкурился, махал руками и что-то булькал, второй вроде бы на вид приличный, но что же у него общего с этим фриком? лег щекою в крабы что ли и смахнул рукой на пол ведерко с остатками льда и шампанского в темной бутылке, совсем не дешевого "Му"…

Спешил спасать репутацию ресторана метрдотель, подгоняя взглядами официантов для поднятия ведерка и выдергивания крабов из-под щеки, а из-за портьеры, отгороженный ею от блестящего света ресторана, из полутьмы холла, выглядывал глазом с белым черный швейцар, выглядывал и одобрительно улыбался… ему, угнетенному меньшинству, явно нравились эти двое, громким неприличным смехом и поведением растормошившие почти чопорную обстановку в их нем почти бардаке…

— Я по… по… подорвал!.. —

хором пропели обнявшись через стол два старых друга и вновь захохотали, погрузив Диди в полное недоумение.

1975 год.

Алекс, как его называли друзья, всю свою жизнь, до самой действительной службы в рядах СА, катался как сыр в масле. Хотя и был круглой сиротой…

Отец Алекса, тогда еще Сашки, испытывал самолеты, получал за это огромнейшие деньги, имел великолепную пятикомнатную квартиру в столице. В столице автономной республике Башкирии. В Уфе. Мама Сашки была широко известна в узких искусствоведческих кругах, так как ее дед, а Сашкин значит прадед, был несильно знаменитый, но все же художник Васильев, большую часть картин которого вывез на Запад после революции граф Измайлов. Так как висели эти картины в его собственном графском дворце города Петрограда. В один из несильно счастливых дней, отец Сашки и мама возвращались из гостей, на улице было темно — ночь, редкие фонари, только что пролил дождь, отец немного выпил и… И все было бы хорошо, если бы не ехал навстречу, как в той задачке из учебника арифметике, другой, сильно пьяный шофер, на большом грузовике… На одной из уфимских улиц и состоялась эта трагическая встреча — в огромнейшем пустынном ночном городе встретились два автомобиля… "Волга" и грузовик. Результат был плачевным — Сашка остался сиротой, водитель грузовика получил двенадцать лет…Что интересно — Сашке тоже было тогда двенадцать лет.

Все заботы по воспитанию сироты с удовольствием взяла на себя тетя Ася, сестра Сашкиной мамы, большую часть года проживавшая в деревне Бузовьязы Кармаскалинского района Башкирии, где она работала учительницей. Так что ее воспитание заключалось в наездах по выходным в Уфу и контролирование дневника Сашки — на предмет отметок и записей от учителей о его поведении. Но у Сашки, постепенно становящемся Алексом, дневников было два — один для тети Аси, а второй для учителей в школе, так что проблем ни каких небыло. И Алекс продолжал кататься как сыр в масле в пятикомнатной квартире на пенсию назначенную советской властью за отца. Плюс периодически издательство "Искусство" печатало в различнейших каталогах репродукции картин и открытки не сильно известного прадеда Алекса, а значит и на книжку сберегательную капало и оттуда.

К своим восемнадцати годам Алекс был сформировавшимся внешне и внутренне современным молодым человеком, несмотря на то, что город Уфа находится в стороне от таких злачных и модных городов, как Москва и Питер. Александр Марков, Алекс был известен в уфимских кругах определенного толка и в компетентных органах, как длинноволосый субъект в клешах на полметра и цветастой рубахе, обладающий пятикомнатной "хатой", вечно слегка "под шафе" или чуть "убитый" "шалой", слегка так "убитый", а "хата" предназначалась для ознакомления современных девушек с новинками западной полиграфии и звукозаписи… Алекс был хипарь. Лаф энд пис в уфимском варианте середины семидесятых годов в социалистически-тоталитарной стране…

А потом незнакомый стриженный паренек принес в одно несчастное утро повестку. Родина звала Алекса отдать почетный долг… И когда успел задолжать — непонятно. "Закосить" Алекс не успел, пускать слюни перед комиссией в военкомате или резать вены, "коцатся" в грязном туалете во дворе он тоже не захотел… И постригшись "на лысо" и одев самое старое и рваное (все равно пропадет), отправился отдавать почетный долг.

Первышесть месяцев пролетел как в тумане, как в страшном кошмаре, как в страшном кошмарном сне — мордобой и издевательства от "стариков" и "дембелей", наряды на кухню ночью, когда зверски хочется спать и маршировка парадным шагом в проливной дождь, чирьи с кулак, понос и нехватка девушек, сладкого и пирожков тети Аси с мясом… И редкие письма и посылки-бандероли, отбираемые все теми же "стариками и дембелями", из далекой Башкирии, такой далекой от Белоруссии… Где в болотах и лесах Алекс следил за мирным небом локаторами, что бы враг не прорвался. Но все когда-нибудь кончается! Кончился и этот кошмар под названием Советская Армия — СА, Алекса вызвали в особый отдел.

— Рядовой Шарков! -