Беглянка

На самом-то деле Джулиет разозлилась на Кристу, скорее, для порядка. Она понимала: если муж пару раз покувыркался со старой кралей (крайне неудачный эпитет, неуклюжая попытка Эрика преуменьшить серьезность проблемы), это куда безобиднее, чем жаркие объятия с какой-нибудь новой пассией. К тому же злость на Эрика оказалась такой жгучей и безудержной, что сил винить кого-то другого почти не оставалось.

Джулиет заявляла, что он ее не любит, никогда не любил, глумился у нее за спиной на пару с Кристой. Что выставляет ее посмешищем перед всеми, например перед Айло (которая возненавидела ее с первого дня). Что он ее не ценит, растаптывает (или растоптал) ее любовь, постоянно врет. Близость для него ничего не значит, уж во всяком случае не столько, сколько значит (или значила) для нее – ему все равно с кем.

Только последнее обвинение носило сколько-нибудь правдивый характер, и когда Джулиет приходила в чувство, она это понимала. И все же одна крупица правды разрушила ее мир. Несуразность, но так уж вышло. И Эрик при всем желании не мог уяснить причину. Он не удивлялся ее протестам, скандалам, даже истерикам (хотя, например, Криста никогда бы себе такого не позволила), но почему это ее так убило, почему она сочла, что жизнь рухнула – из-за какой-то ерунды, случившейся двенадцать лет назад, – он понять не мог.

Временами ему казалось, что она притворяется, хочет что-то выгадать, но иногда его переполняло неподдельное раскаяние за причиненные ей муки. Это раскаяние возбуждало их обоих, и в постели все получалось великолепно. Всякий раз он надеялся на лучшее, думал, что все неприятности позади. И всякий раз ошибался.

В постели Джулиет с юмором рассказала ему про Пипса[25] и миссис Пипс, которые вспыхивали страстью в сходных обстоятельствах. (Почти полностью забросив классическую филологию, она читала все подряд, и теперь ей казалось, что во всех книгах говорится о супружеской измене.) Очень часто и очень страстно, приговаривал Пипс, хотя тут же добавлял, что жена частенько подумывала укокошить его во сне. Джулиет посмеялась, но через полчаса, когда Эрик пришел попрощаться, отправляясь проверить свои сети для ловли креветок, она сделала каменное лицо и ответила на его поцелуй буквально через силу, словно сейчас в бухте, под открытым небом, в дождь его ждала другая женщина.

Дождь – это оказалось не самое страшное. Когда Эрик вышел в море, на воде была лишь небольшая рябь, но позже, в середине дня, юго-восточный ветер пропорол проливы Десолейшен и Маласпина. Шторм бушевал почти до темноты (которая в последнюю неделю июня наступала не ранее одиннадцати вечера). За это время пропала яхта из Кэмпбелл-Ривер с семьей из трех взрослых и двух детей на борту. А еще – два рыбацких баркаса: на одном было двое мужчин, а на другом – один Эрик.

Следующее утро выдалось тихим и солнечным: горы, вода, берега – все лоснилось и сияло.

Оставалась, конечно, надежда, что эти люди не пропали, что они нашли убежище и ночлег в какой-нибудь из многочисленных бухточек. Такая вероятность больше относилась к рыбакам, нежели к яхтсменам – эти были не уроженцами здешних мест, а отдыхающими из Сиэтла. Поутру на поиски отправились лодки, которые обследовали берега, острова и воду.

Первыми выловили утонувших детей в спасательных жилетах, а к концу дня обнаружили тела их родителей. Деда нашли только через сутки. Двое рыбаков так и сгинули, хотя обломки их баркаса прибило к берегам бухты Рефьюдж.

Труп Эрика выбросило на берег через двое суток. Джулиет посмотреть на него не дали. Объяснили, что уже на суше над ним было совершено бесчинство (имелось в виду – каким-то зверем).

Наверное, по этой причине – потому, что тело запретили кому-либо показывать и похоронное бюро осталось не у дел, – среди друзей Эрика и приятелей-рыбаков возникла идея сжечь останки на пляже. Джулиет не спорила. Только нужно было выписать свидетельство о смерти; с этим обратились к врачу, который раз в неделю приезжал в Уэйл-Бей, и тот из своего кабинета в Пауэлл-Ривер дал Айло, которая была его помощницей и дипломированной медсестрой, полномочия это сделать.

На берегу собрали много плавника, много просоленной морем коры, которая превосходно горит. Подготовка заняла пару часов. Весть распространилась, и – уму непостижимо – женщины тут же начали приносить еду, хотя никто их не просил. Бразды правления взяла на себя Айло: скандинавская кровь, гордая осанка и струящиеся светлые волосы делали ее естественной претенденткой на роль Морской Вдовы. По бревнам прыгали ребятишки, их отгоняли от растущей груды дерева, от удивительно жалкого, завернутого в саван комочка, в который превратился Эрик. Женщины из близлежащей церкви принесли на эту полуязыческую церемонию большой сосуд кофе, а банки пива, бутылки разнообразных напитков до поры до времени скромно лежали в багажниках автомобилей и кабинах грузовиков.