– Куда вы, Богдан Богданович, едете? Помните, как мы тогда-то встретились с вами, также в степи под Мелитополем? Много воды утекло с тех пор!
– А вы куда?
– На облаву хутора нашей Авдотьи Петровны.
– И я туда же по делу, кстати, разом к ней за речкой и своротим.
– Да-с; не ожидал я от нее. Какова барыня! – сказал Панчуковский.
– А что? Я все это время в отлучках был, по своим овчарням…
Дюжий колонист поправил волосы и стал пугливо ждать ответа.
– Да у нее вчера нашли шестьдесят пять беглых; так и жили у нее слободой. Сегодня продолжают обыск. Это, должно быть, последним подвигом Подкованцева будет.
– Что же, разве с этим добрым Подкованцевым опять что-нибудь случилось?
– Да, говорят, дали ему последнее испытание: коли не выкажет здесь особой бойкости в поимке беглых, его отставят.
– А ваше дело? покража этой баснословной суммы?
– Что за баснословная! еще наживем-с.
Колонист покосился на полковника.
– Что же, едем к соседке?
– А! поедем. Это любопытно!
– Не только любопытно, но и поучительно! – сказал полковник. – Да надо бы его теперь и на церковный хутор нашего отца Павладия направить. Этот священник – известный передержчик беглых; его бы рощу да байраки обшарить.
– Нехорошо, полковник, нихт гут! [24] – возразил с горечью честный немец, отъезжая от моста, – вы с ним враг теперь и на него напускаете такие страсти. Вы мстите ему? вы? Фи! нехорошо!
– Так ему и надо; теперь каждый думай о себе.
– У вас же, полковник, все беглые похерены?
– Нечего делать, придется и мне с моими проститься – сам ездил в город, привел уже одну партию настоящих работников; всех переменю, ни одного теперь бродяги не стану держать, ну их к бесу! Только теперь еще молчу; разом всех прогоню…
Полковник с немцем поехали к Авдотье Петровне, над которою стряслась такая черная беда в виде наезда исправника по поручению губернатора.