Беглый

Однако на моём привычном к динамике карате лице ничего не отразилось. Это смутило Артурика, и он быстро ударил меня в эту же самую точку ещё раза три. Так обычно ведут себя неопытные недотёпы-убийцы — попав ножом в сердце, они ждут мгновенной реакции, как в кинотеатре. А если реакция не наступает — начинают хаотически тыкать в жертву ножом до тех пор пока не отобьют себе руку.

На их жертвы потом страшно смотреть.

* * *

Анна воспользовалась заминкой, быстро схватила сумочку и застрекотала каблуками вниз по лестнице артуровой девятиэтажки.

Артур, видимо привычный к совершенной иной реакции от его ударов, проникся ко мне теплом. Он помог подняться с пола, на который я временно присел, ну разве что на полминутки, чтоб комната немного успокоилась и остановилась.

Нежно, под руку, как недоразвитого родственника, проводил меня до дверей и мягко вытолкнул в подъезд. На прощание он сунул мне что-то в руку и закрыл тяжёлую бронированную дверь.

Я поднёс руку к лицу и с удивлением обнаружил в ней алматинское яблоко.

Сразу вспомнилось, как в детстве родители временно поссорились с моей бабушкой и строго запретили ей со мной встречаться. Бабушка оказывала неправильное влияние на воспитательный процесс. Тогда несанкционированная бабуля тайком стала являться на большие перемены в школу. Она носила мне точно такие же яблоки. В большой сумке на которой было просто написано «Брэнд». Два яблока, пара конфет и ежедневные пятнадцать копеек. Бабушка завербовала вахтёршу бабу Надю, и если приходила раньше звонка, баба Надя помогала вывести меня из класса на ничейную территорию — в вестибюль. Бабушка смахивала слёзы и говорила: «Ничего, Шурочка. Ничего. У всех своя правда. Вырастешь — поймёшь. Человек рождён на мучения».

Каждый раз, когда я вспоминаю это, слезы жалости к бабушке, к самому себе, и всему обреченному на мучения роду человеческому так и подкатывают к глазам.

Чтобы избежать глупых слёз сейчас, я решил откусить от яблока и только тут до конца оценил страшное и подлое исскуство садиста Накаямы. Любая попытка открыть рот больше чем на один миллиметр вызывала в голове такой взрыв боли, будто-то кто-то оборвал с вышки высоковольтный толстый провод, и ткнул им, все ещё живым и смертоносным, прямо мне в щеку.

Резкая физическая боль моментально смыла с души все страдания рода человеческого. Каждую эмоцию, что по-моему мнению делала меня человеком. Тонко чувствующим фальшь декадентом. Физическая боль моментально приземлила меня. Это было настолько примитивно и безвкусно, что понял — пора положить конец собственному ничтожеству.

* * *

Отсидев шесть лет и пройдя ни один круг ада, уже на свободе, я медленно открыл форточку седьмого, кажется, этажа и изготовился сделать последний шаг в вечность. Это решение, как и все остальные в моей жизни было спонтанным и я даже не додумался подготовиться. Ну, хотя бы подняться на последний этаж. Для верности.

Внизу у ног моих плескался заклятый второй квартал Чиланзара, и чтобы вырваться из его кафкианских объятий, мне сегодня предстояло умереть. Статья за ту форму побега предусмотрена уже в небесном уголовном кодексе. А пока я не умер, есть маленькая надежда, что он окажется справедливее пятистопного кодекса великой джамахирии.

Ангел-хранитель хотел крикнуть мне: «Стой, не спеши, дебила, ведь когда закрывается одна дверь, то открывается другая! А если вот так, сдуру поназакрывать все двери бегом, можно случайно оказаться в неудобном узком ящике, глубоко под землёй»

Но, увы, мой ангел-хранитель не умеет говорить. Поэтому вместо слов в голове зазвучала совершенно не подходящая к мрачной торжественности момента музыка:

Где-то далеко, где-то далеко

Идут грибные дожди.

Прямо у реки, в маленьком саду

Созрели вишни, наклонясь до земли.

Где-то далеко, в памяти моей,

Сейчас, как в детстве, тепло,

Хоть память укрыта

Такими большими снегами.

Я швырнул яблоко вниз, на асфальт. Страшно было смотреть во что оно превратилось, секунду назад такое большое и алматинское. И мне вдруг стал кристально чист и понятен весь смысл музыкального послания ангела:

Никогда моей жизни не угрожала такая реальная опасность, как сейчас, в эту самую минуту. Ну, а раз моей жизни угрожает опасность, я не вижу никаких оснований, чтобы не позвонить дежурному и не поделиться с ним этой страшной новостью.

* * *

Дежурный проникся информацией о прямой угрозе моей жизни, и назначил встречу с потенциальным куратором через сорок минут, рядом со скачущим в грозу Амуром Тимуром.

Исторические источники утверждают, что великий хромой был еще и левшой в довесок. Тем не менее скульптор почему-то прицепил саблю к его левой бачине. Таким образом, стоило бы великому предку узбеков попасть в настоящий переплёт, он обязательно бы замешкался, ведь вытягивать самурайский меч было бы не с руки.

Мне подумалось, что если бы разрабатывать новую объединяющую узбеков национальную идею поручили бы мне, я оставил бы Амура Тимура, ставшего уже таким родным на его постаменте. Но сам постамент бы расширил и добавил рядом с ним ещё одного всадника. Ходжу Насреддина на его ишаке.