Беглый

Может быть эта смелая деталь изменила бы облик официального Ташкента. Вернула ему человеческое лицо.

* * *

— Пастор? Привет! Меня зовут Ильдар.

Ну, наконец-то. Сейчас будет встреча Штирлица с женой в кафе Элефант. Я оторвался от очередного сеанса изучения подбрюшья злополучного коня Соибкирана.

Передо мной стоял молодой парень, минимум лет на семь младше меня. Он был одет в курточку из дешёвого кожзаменителя (кто-нибудь объяснит мне уже этот чекистский фетиш?) турецком свитерке и странных велюровых штанишках времён раннего Людовика XIV. Длинные неухоженные волосы.

— Ильдар? А вы читали «Прощай, оружие» Хемингуэя?

Ильдар заговорщицки оглянулся по сторонам и быстро ответил:

— Нет. Но я смотрел экранизацию.

— Ну, знаете ли, экранизация это уже не Хемингуэй. А где же сам Михал Иваныч?

— Михал Иваныч? Да что вы, Семён — Семё-оныч! Я не знаю человека с таким именем.

— Ну, а если серьёзно, где Михал Иваныч, вы же знаете о ком я. Сто лет его не видел, соскучился- человечески.

— Давай так — вопросы будут возникать только у меня, а у тебя, Пастор, только быстрые чёткие ответы, договорились? У нас никогда не бывает «чиста по человечески». Служба государева. И это — давай «на ты», что ли?

Я глянул на аляповато одетого молодого человека по имени Ильдар. Если при первой встрече с Михал Ивановичем я принял куратора за рабочего-разрядника с большого завода, то сейчас передо мной стоял неряшливый выпускник техникума. Больше всего в жизни ненавижу, когда начальник или куратор младше или тупее меня. Ну чему я у него смогу научиться, и как мне его зауважать сразу, вот так, не дождавшись грандиозных

заслуг. Хотя взгляд у человека в велюровых штанишках был довольно хваткий. Это обнадёживало.

— Я тебя слушаю. Рассказывай. Что там за угроза твоей жизни возникла? И давай-ка пройдёмся маленько, не против? Смотри, погоды какие стоят!

Мы медленно двинулись в сторону Окружного Дома офицеров. Я собрался с мыслями и рассказал Ильдару свою версию были о Саиде Аюб Хане, Джумагюль, потом о тюрьме и лагере, где я проходил оперативную школу стукача. Судя по моему рассказу, лучшего агента для службы безопасности джамахирии, найти было просто невозможно. Когда Том Круз снимал свою первую Мишн Импосибл — он часто наезжал ко мне в Зангиоту — за советом и консультацией.

Ильдар слушал с интересом и не перебивая. Иногда, по его лицу было видно, что мне удалось втянуть молодого офицера в события десятилетней давности. Как обычно в своей манере, я растянул то что можно было сказать тремя словами в целый роман. Так что под конец истории мы домаршировали аж до консерватории.

Я с поклоном закончил и глянул на него. Контакт на тонком, личном уровне безусловно состоялся. Даже без водки.

— Здорово! Интереснейшая история. Занимательная. Поучительная даже. Если поменять имена и подождать ещё пять лет — можно написать неплохую книжку. А что? Я бы с удовольствием купил.

«Какая к чертям книжка» — подумалось мне. О чём он вообще? Издевается, что ли? Если бы я хотел говорить о книжках, я бы искал встречи с редактором «Литературки». Экранизация это уже не Хемингуэй, понимаете меня?

Захотелось рассказать Ильдару, как я, по причине отсутствия крыши готовился шагнуть из окна седьмого этажа. Для эффектной концовки произведения.

Но я не стал. Просто спросил его в лоб:

— Скажите, Ильдар, вернее, скажи, а какого-то серьёзного задания для меня нет? Я готов сделать всё, что захочет Родина, честное слово! Абсолютно всё.

— Задание? Ну… С этим, брат Шурик, сложнее. Намного сложнее. И потому — мы уже не говорим «Родина». Мы теперь говорим «Эта страна».

Я хорошо понимаю, что ты набрался настоящего оперативного опыта в тюрьме. Это круто. Но у нас не МВД, ты пойми. Да и благотворительность не наш профиль. А ты ведь всё равно не стал и теперь, с судимостями, никогда в жизни не сможешь стать настоящим офицером нашей фирмы. Таковы суровые реалии… Я бы поработал с тобой. Охотно поработал. Но ты же должен знать лучше меня — нам нужны люди в правильное время и в правильном месте. Так было у тебя десять лет назад. А сейчас что? Агент влияния в вертепе Веры Петровны?

— То есть вот так вот и всё, что-ли получается? Нету у родины, вернее, у этой страны, никакой нужды в моих талантах и готовности работать? А вот Михал Ваныч бы так не поступил со мной!

— Между нами девочками — Михаил Иваныч поступил иначе. Со всеми нами. Он просто перевёлся в Россию. Кажется в тульскую обл управу. Не суть. Мы-то с тобой остались тут. И работать придётся тут. Вот так.

— Да я разве же против. Тут так тут. Тут наше поле Куликово. Именно вот тут вота и проходит наша линия невидимого фронта. Наш лёд Чудского озера. Помогите мне Ильдар! Я пробьюсь, вы только укажите в каком направлении рыть! Землю буду жрать! Реально!

— Кстати, тебе не стоит выпячивать тюремный опыт. Никакого сленга. Очки, запуганный вид. Улыбка и вежливость. Шурик он и есть Шурик. Что тут добавить! Надеюсь портачек не наделал сдуру.

— Нет-нет. Мать родную и так помню, без зарубок на коже.