Беглый

— Мы сюда приехали работать. Как раз чтобы у вас было больше валютных ресурсов. Мы посторим тут заводы и фабрики. Не условные — настоящие рабочие места. Зачем воровать мелочь из наших карманов?

— Никто ничего не ворует. Существуют правила и международные договорённости. Документы в полном порядке. Я провожу вас в кассу, приобретите нормальный билет и счастливого полёта.

Я шёл немного отстав и слушал их диалог. Эх один звоночек Ильдару и мы уже шли бы обратно к самолёту. Но это конечно мечты. Вряд ли бы тогда от Ван Эппса укрылись мои могущественные телефонные контакты.

Мы сдали билеты забрали деньги, а Нона Мордюкова злобно шепнула, что пожалуется на мои выходки Малявину. Скоро мой друг просто не захочет иметь со мной дела.

* * *

— Ну, скажем честно этот тест провалил я. Прошу прощения.

Ван Эппс забрал у меня свои драгоценные рюкзак и крем против солнца.

— Однако это не избавляет нас от необходимости быть в К-2 завтра. Ну их к чертям с драконовыми правилами и договоренностями. Остается классика — такси. Едем на автовокзал.

Стоянка идущих в самаркандском направлении такси находилась около метро имени генерал-майора Собира Рахимова. Самый известный после Амура Тимура узбекский полководец погиб в марте 1945 года не дожив до победы совсем чуть-чуть. Правда сейчас казахи пытаются задвинуть антинаучную ересь о том, что будто бы Рахимов был вовсе не узбеком, а чистокровным казахом. Это всё глупости. Генерал-майор Собир Рахимов был и остаётся чистым русским.

Шкипер выбрал свеженькую зеленую анексию. Протектор у анексии был что надо и масло нигде не лилось. Листы обшивки не отходили от корпуса. Водила не курил. Портретов покровителей местных таксистов — святых Михаэля и Иосифа тоже не было видно.

Ван Эппс приказал мне садится вперёд и быть готовым сделать упредительный залп на тот случай если вознице вдруг захочется обсудить скользкую политическую тему обменного курса валют. Сам же он занял весь задний диван и поспешно вытащил свой мак бук, который так и застрекотал клавишами. Видимо успел соскучиться по длинным пальцам Дона.

Анексия быстро набрала крейсерскую скорость и легла на курс в сторону Самарканда. Колыбели узбекской цивилизации. Как и любая другая развивающаяся страна третьего мира наша джамахирия оккупирована жителями столицы. Я имею в виду, что разница между жителями Ташкента и всей остальной страны, начинающейся прямо за кольцевой автодорогой настолько разительна, что кажется будто в столице живут марсиане. А так как этих марсиан гораздо меньше, чем остальных жителей в процентом соотношении, то можно смело рассматривать ситуацию как самую настоящую оккупацию.

Дорога нам предстояла не близкая и чем дальше мы отдалялись от Ташкента, тем больше было ощущение, что я попал в совершенно иную страну. Похоже так же эта страна вела жестокий военный конфликт сама с собой. Каждый район, городок и область были разграничены и отделены друг к от друга железобетонными блок-постами. Блок-посты были украшены портретами юртбаши с Амуром Темуром. Бетон был буквально усеян ментами в новой зелёной форме. Походило будто блок-посты захвачены целой армией юрких саламандр. Какой же гигантский нужен был бюджет, чтобы содержать это войско. Хотя не факт. Судя по тому как часто они заставляли нашего водителя выйти из машины, пройти с ними, открыть багажник и предъявить ворох каких-то бумаг, саламандры работали в автономном режиме полной самоокупаемости.

Иногда какая-нибудь особенно любопытная саламандра подходила к нашей Анексии и, прилепив плоский нос к стеклу, смотрела на нас с Ван Эппсом с плохо скрываемым аппетитом. Некоторые из них стучали по стеклу полосатыми жезлами. А иной раз они громкими криками призывали своих зелёных товарищей подивиться на нас. Рыжий Ван Эппс с светящимся символом обгрызенного яблока и правда выглядел в этих краях как айсберг у берегов Слоновой Кости.

Так блок-пост за блок-постом, продираясь сквозь мириады любопытных поберушек-саламандр мы подъехали к Самарканду, где шкипер приказал сделать привал.

* * *

Ван Эппс который все эти несколько часов стрекотал без устали по клавишам, наконец захлопнул уставший мак бук. Если бы я мог печатать так быстро, то написал бы за это время целую повесть.

— Ты заметил, что в Самарканде совершенно другие лепёшки? Впрочем тут и люди совершенно другие. Поразительно! Проехали-то по американским меркам совсем нечего, а будто другая страна. Хотя если учитывать качество ваших дорог и машин, тут миля идёт за десять. А вот лепёшки мы тут будем не с каймаком хрупать! Тут есть одна штука… погоди, никак не запомню, нерусское слово.

Дон вытащил из-за пазухи распухший от пластика бумажник и отыскал в нем мятую бумажку со странными словами, которые он всё никак не мог запомнить:

— Ни-шал-да! Нихуя себе! Нишалда. Это такая белая полужидкая халва. Говорят, в неё добавляют корень перекати-поля. Как в абсент.

Шкипер отыскал знакомого торговца нишалдой и мы уселись на айване друг против друга наперегонки обмакивая в нишалду пышную самаркандскую лепешку.