Беглый

— Самарканд! Совершенно другая культура. Ты заметил, что они тут почти не говорят на узбекском? Только фарси, фарси кругом! Ты, кстати, понимаешь на фарси?

— Нет. И в описании требований по моей работе никакого фарси не было. По-узбекски понимаю. Немного.

— Да я не об этом. Узбекский это супер, конечно. Но по-узбекски выкрутишься только на севере Афганистана. А дальше фарси, фарси, фарси! Даже пуштуны его понимают.

— Понятно. Полистаю учебник на досуге. Хотя это совсем далёкий от узбекского язык.

— Совершено другая группа. И культура другая. Тут тюрки, а то Иран, древнейшая цивилизация. Шииты. Надменные персы. Самаркандцы тоже себя иранцами считают. Хотя в паспортах их вынуждают писать «узбек». А они не узбеки. Это прямая родня повстанцев Ахмад шаха Масуда — пандшерцы.

— Интересно!

Я был поражён насколько Ван Эппс, который учился в Нью Джерси, а работал в Томске знает про джумахирию.

— Ещё как интересно! Вот, например, понадобится кому-то резко дестабилизировать обстановку в великой джумахирии, ну революцию устроить или войнушку — так лучше трюка чем быстро сыграть на обидах персов Самарканда и Бухары и придумать трудно. А потом двинуть им на помощь хорошо обстрелянных боевиков из Пандшера, а? Нормальный боевичок?

Довольный оборотом высказанного сюжета, Ван Эппс отлип от нишалды и благостно улыбась откинулся на подушке.

— А зачем это? Ну, в смысле боевичок?

— Да это я так. Теоретизирую. Возьми вон Бишкек. Революция за революцией. А все Ганси.

— Какие ганси?

— Питер Ганси — так звали одного из пожарных, который погиб при ликвидации пожара на развалинах башен-близницов в Нью-Йорке. В его честь названа авиабаза Манас в Бишкеке.

Ты ещё туда попадешь. Даст бох, вырешиться все в К-2 и сразу двинем на пару в Ганси. А насчёт революций — сам подумай — ну чем киргизы более расположены к демократии, чем узбеки? Просто давят на Бишкек — то Кремль, то Пекин — убирай базу из международного аэропорта в Бишекеке, убирай. Там какой-то китайский товарищ прилетит, а его самолёт на второй круг запускают военные диспетчеры. Потом русские какой-нибудь ШОС или ОДКБ и или еще какую труднопроизносимую абракадабру выдумают и туда же — давай гони американцев из Ганси. И тут в Бишкеке — ба-бабац, революция!

Ну что — ты поел нишалды? Давай, а то не доедем до темна.

Мы заняли своими места в анексии в полном соответствии с табелью о рангах.

— Так получается если юртбаши не пускает сюда не китайцев не русских, получается не видать джумахирии демократии, как своих ушей?

— Вперед смотри. Если я болтаю о чём-то во время ланч-брейка, это не значит, что мы и дальше будем трещать по пустякам. Пошло рабочее время. А я тебе плачу за это время деньги. Деньги меня очень интересуют. А геополитика — нет.

Я немного обиделся. Хотя пора бы уже привыкнуть. Это нормальная американская практика. Если вы, всю ночь с боссом нюхали эквадорский кокаин и трахали по очереди одну проститутку, это совсем не значит, что вы можете утром открыть пинком дверь в его офис и спросить не осталось ли на похмель. Когда политики из Кремля поймут эту простую истину и научаться отделять мухи от бургеров, в русско-американских отношениях начнётся мощнейший ренессанс.

3.16

Анексия влетела в сонные Карши уже под вечер.

Уставший от дороги, я оглядывал окрестности с отвращением свойственным столичному жителю. Городок был меньше Ташкента раза в четыре. Хотя большинство кварталов было по-социалистически равномерно-хрущёбным, строители новой джумахирии уже успели там нашкодить. Почти повсеместно на проезжую часть выгребали маленькие частные отары бестолково пялящихся на нашу анексию баранов. Там и тут возникали стихийные базарчики, торгавшие местным фруктом, лепёшками и насваем. С базарчиков кормились мухи, участковые милиционеры и другие мелкие паразиты, свойственные климату небольшого южного городка.

В отличии от меня, человека крайне вспыльчивого и нервного, шкипер смотрел на баранов и милиционеров с умилением бывшего хиппи.

— Пока не открылась база К-2, говорят баранов пасли прямо у стоянок с Сухой-24, представляешь какие пацифисты эти милые узбеки!

* * *

Донован Ван Эппс был счастливым обладателем трёхкомнатной квартиры почти в самом центре Каршей. Мы быстро сбросили туда вещи. Пока я глазел на спартанское убранство квартиры, которое украшали разве что пачки невиданных мною доселе американских чипсов (чиста американских), экзотического соуса Табаско и странных пряников под названием «Поп-тартс», шкипер ткнул в мак бука телефонным проводом, что бы тот мог эякулировать имэйлами в сеть. Нежно позаботившись о мак буке, мы пошли, как выразился сам шкипер — «задвинуть по балтийски».

В Карши было целых четыре частных кабака. Ближайший от резиденции Дона кабачок назывался Имеджин. В Имеджине висел гигантский портрет Джона Леннона и гоняли ровную музыку поздних Битлз.

— Ты мог себе представить найти Леннона в эдаком месте? После сегодняшнего путешествия сквозь 19 век? Леннон рядом с баранами! Это называется культурное влияние

— калчурал инфлюэнс.