— Чрезвыйчайно разумно! Вот это моя девочка. А теперь, дорогая, скажи-ка: ты все так же взыскательна к своему питанию?
Мое сердце сжимается. Малибу или не Малибу, но есть в жизни вещи, которые папе никогда и не понять.
— Стараюсь быть менее взыскательной, пап, — шепчу я.
— Молодец, кнопка. Рад это слышать. Твоя мама очень беспокоится по этому поводу.
— То есть ты что, разговаривал с мамой?
— Да, случайно…
— А она… она говорила что-нибудь насчет поездки к Таре и Келли?
— Говорила, — отвечает он. — И, судя по всему, она настроена решительно.
Как я и подозревала.
— А ты по-прежнему не одобряешь всего этого?
— Как я могу не одобрять свою собственную внучку? — громко кричит папа.
— Ой! Э-э, нет, просто в прошлый раз, когда мы с тобой разговаривали, я подумала, ты…
— Отнюдь! Я, наоборот, двумя руками «за»! Я думаю, поздка в Австралию, встреча с новой родней — это просто супер!
Я стараюсь не рассмеяться его нелепым американизмам. Не говоря уже о его бессовестном лицемерии. «Новая родня», скажите пожалуйста! В прошлый раз он был настроен подать на них в суд!
— А ты… ты сам не собираешься связаться с ними?
Папа кашляет в трубку.
— Думаю, что на данный момент это было бы весьма неразумно с моей стороны, — бормочет он. Своим тоном он дает понять, что дальнейшие расспросы на эту тему нежелательны.
Повисает пауза. Мое сердце бешено колотится, и я думаю: «Ну же, Натали, давай,
— Ну, и как там мама?
— В прекрасном расположении духа. Как я уже говорил, — резко отвечает он.
Интересно, у него и правда сарказм в голосе или мне показалось?
— Она скучает по тебе…
Чувствую, как начинает дрожать подбородок.
— Как-то с трудом в это верится, — быстро говорит папа, — после стольких-то лет!
Я поспешно выпаливаю:
— И я — тоже!
На линии слышится какой-то слабый шум, после чего наступает тишина: словно папа собирался что-то сказать, но в последний момент передумал. Я жду, затаив дыхание. И когда он наконец подает голос, мне становится ясно: папа прекрасно понял, что я имею в виду, но сознательно решил сделать вид, что не понимает.
— Издеваешься, да? — вопрошает он. — Прости меня. Поживешь в Лос-Анджелесе — и чувство юмора уже совсем не то, что раньше.
Я сдаюсь. Похоже, у меня больше шансов дозвониться напрямую до Рассела Кроу. Разочарование полнейшее, и я боюсь даже открыть рот. Безмолвно жду, пока папа положит конец моим страданиям и закончит разговор, когда раздается его скупой и сжатый ответ:
— Натали, тринадцать лет назад, а также двадцать пятого декабря прошлого года я просил твою мать дать мне еще один шанс. Она отказала мне, дважды.
Глава 37
Подобно некоторым «живым» телешоу, мой мозг страдает врожденным запаздыванием между самим действом и его передачей. После того как папа открывает мне глаза на то, что уже дважды умолял маму принять его обратно, а она оба раза велела ему проваливать на все четыре стороны, мой разум затуманивается и я не могу придумать более связного ответа, чем: