Бегом на шпильках

Завершив сие высокопарное выступление (хотя, если честно, я почти ждала, что он закончит стихами: «Нас многое ждет, принцесса: покупки, поездки, любовь. Так стоит ли тратить время на парня, что портит нам кровь?»), он тащится в ванную. Смотрю ему вслед, и к горлу снова подступает тошнота. Срываю с себя страшилище-ночнушку и натягиваю мою любимую, — свободную и удобную, — одежду. Всю свою жизнь я вынуждена выслушивать чьи-то наставления. Что я, кто я, и какой мне надлежит быть. Все, баста! Я сыта по горло. Я не собираюсь слушаться приказаний какого-то ничтожества, которое, пока мы разговариваем, наверняка выдавливает громадных, извивающихся червяков крема-кондиционера «Аведа» из моего бесценного тюбика на свою неблагодарную, иждивенческую голову.

Застилаю постель и валюсь сверху.

Пятнадцать неторопливых минут спустя Крис появляется в спальне, сверля у себя в ухе уголком моего пушистого, белого полотенца.

— Этот твой новый кондиционер ужасно воняет! — звучит его приветствие.

— Какой еще новый кондиционер? — говорю я, усаживаясь на кровати.

— Та белая дрянь, в душе. Втирал ее в голову чуть не до посинения — ужасная вонь!

— Белая… — начинаю, было, я, но останавливаюсь на полуслове и говорю дерзко: — Послушай, Крис. Я подумала над тем, что ты сказал…

— Молодец. Хорошая девочка.

— Вот, — улыбаюсь я. — В этом-то как раз вся проблема. Я не хорошая девочка.

— О чем это ты? — справшивает Крис голосом безжалостно преследуемого праведника.

— В общем, мне нравится, что Энди живет здесь. И я не твоя женщина. Вот.

Крис, который в этот момент пытается высушить волосы полотенцем, замирает.

— Что? — отрывисто выкрикивает он. — Что ты сказала?

— Я сказала, что больше не позволю себя использовать. Все, финиш. Между нами все кончено. Я не твой адвокат и не буду говорить с братом, улаживая твои деловые проблемы. Так что можешь убираться из моей квартиры прямо сейчас. И больше я тебя видеть не желаю.

Из меня чуть было не выскакивает слово «пожалуйста», но, пока оно колеблется на кончике языка, я все же успеваю затолкать его обратно.

После обильных слюнобрызг и воплей «а как же группа?», и «ты, развратная телка», и «можно, я хотя бы посушусь феном?», он покидает квартиру.

Распрощавшись с Крисом навсегда, я еще немного хнычу. От облегчения. Сайонара,[56] крошка! Вот она — сила слова! Да, возможно, это самые дерзкие, самые смелые слова за всю мою жизнь, но я-то знаю, что храбрость и глупость очень тесно связаны между собой. В данном, конкретном случае моя храбрость подпитывалась обыкновенным страхом. Я страстно желала, чтобы Крис оказался как можно дальше от меня, когда попробует взъерошить свои черные кудри и поймет, что тюбик «белой дряни» был вовсе не новым вонючим кондиционером, а самым что ни на есть лучшим и эффективным кремом для удаления волос, что только можно купить за 5 фунтов 99 пенсов. Вечная проблема с этими мужиками. Чересчур, блин, много о себе думают: мол, делать нам больше нечего, только наклейки читать.

— Доброе утро.

Это Энди. Он выскакивает из своей комнаты, в каком-то жутком халате в клетку и стариковских тапках, портя всю прелесть момента.

— Я действительно слышал, — он рисует в воздухе причудливую загогулину, — драму?

— Да, я только что выгнала Криса.

— И правильно сделала, — комментирует он, растягивая слова и изображая аплодисменты. — Давно пора. Туда ему, козлу, и дорога.

А затем дабавляет:

— Надеюсь, ты не сердишься, что я впустил его вчера вечером. Он сказал, что вы договаривались, а я так вымотался, что не смог защитить нашу крепость.

— О, ерунда, не бери в голову. Мм, наверное, он ужасно расстроится.

— Так ему и надо, — восклицает Энди, потирая щетину. — Ты для него слишком хороша. Полагая, что это комплимент, делаю довольную гримасу и говорю:

— Спасибо. Хотя я имела в виду вовсе не это.

И рассказываю про крем для удаления волос. Мы хохочем так громко, так заливисто, и я совершенно забываю, что отношения между нами вроде как должны быть неловкими. Энди исчезает в ванной, а я решаю вычеркнуть из жизни вчерашний хаос и начать все заново. Мудрость моего решения подтверждается в 9:31, когда раздается пронзительный телефонный звонок.

— Алло?

— Саймон?

— Нет, это Натали, — отвечаю я удивленно: неужели мой голос так похож на мужской?

— Да нет же, это я — Саймон.

— Ой! — вскрикиваю я.

— Натали, я хотел извиниться за вчерашнее. Мне ужасно неловко. Я вел себя отвратительно. Все эти подколки насчет женитьбы были для меня как, ну, как шок, что ли. В общем, я не справился с собой, но я не такой урод, как ты думаешь. Я постараюсь взять себя в руки, обещаю: больше никаких диких сцен, вроде вчерашней. Бабс — самая лучшая, а я вел себя как последний засранец. В общем, ну, пусть это будет строго entre nous,[57] ладно? Я могу тебе доверять? Ты ведь ничего ей не скажешь, правда?

Он что, совсем сбрендил?

— Саймон, — отвечаю я хрипло. — Вот те крест, и чтоб я сдохла! Клянусь, я никогда и ни за что не скажу Бабс, — и мысленно добавляю: «за какого идиота она вышла замуж». — Надеюсь, ты сейчас тоже говорил вполне серьезно, правда?