Бегство из рая (сборник)

будет болеть сердце, ни о ранних морщинках на ее еще не по-

старевшем лице, ни о том, что будут очень сильными возле сво-

его взрослого, больного ребенка.

В то уже далекое утро после операции, чтобы не свалиться

без сил, они поехали позавтракать, благо, гостиницы открыты в

любое время дня и ночи. Обессиленные и ничего не сообража-

ющие, они сидели друг против друга за крошечным столиком

для двоих. Им не надо было говорить, они читали мысли без

слов, они понимали друг друга так, как никогда за все свои об-

щие двадцать лет. Возможно, она была капризной и легкомыс-

ленной, а он высокомерен и заносчив, но все это было уже за той

временной границей, где они остались беспечными и молодыми, где не было боли и потерь, где были оставлены и любовь, и

страсть, и измены, где когда-то буйно ревновали и так сладко

мирились. За этим столиком для двоих, в пустом полутемном

зале они медленно пили и не могли допить свой ледяной апель-

синовый сок, боясь уйти в неизвестность предстоящего дня.

А потом она сняла свои нелепые защитные очки, и он понял, что никогда не уйдет от этих заплаканных глаз в незнакомых

морщинках. Они впервые увидели друг друга не очень молоды-

ми, не очень красивыми, не очень удачливыми в этом мире, но

им не надо было играть, притворяться; они могли быть сами

собой, не стесняясь, не прячась за улыбки и ненужные слова. И

связывали их уже не роковые страсти, а общие страдания, об-

щая боль, общая надежда и борьба за судьбу самого родного

человека на Земле, своего сына.

А зал тем временем заполнялся посетителями, шумными,

веселыми, беспечными. У многих волосы были мокрыми после

бассейна. Пахло поджаренными тостами и горьким ароматным

кофе, и не все еще понимали, что рядом идет ВОЙНА.

174

Бегство из рая

ИЕРУСАЛИМСКИЙ МАРШРУТ

Кто это выдумал, кто? Кто написал этот сумасшедший сце-

нарий, который мне мог стоить жизни? И вообще, кого винить во

всём случайном в этом cлучайном мире?

Но сначала все по порядку. Зимние сумерки. В Иерусалиме

зима эквивалентна поздней осени средней полосы России, а это

значит слякоть, ветер, дождь; темнеет рано. В тот день мне

нужно было задержаться на работе, не было тремпа, и возвра-

щалась я домой привычным автобусным маршрутом № 21. Мне

предстояло пересечь полгорода: от Сдерот Герцль до Дерех

Хеврон в Тальпиоте, но выбора не было, и на ветру под зон-

том я ждала.

Когда подошел автобус, было уже почти темно и, ворвав-

шись в комфортабельный салон, теплый, освещенный ярким све-

том, я пришла в состояние Блаженства. Я даже помню это ощу-

щение минутного счастья, когда, погрузившись в новую замшу

удобного кресла, я разворачивала свою любимую зачитанную

книжку в тонком очень скромном переплете. Эстетствующий

читатель меня не поймет, это был не загадочный Борхес и не

модный Пауло Коэльо. Я ведь сразу объяснила, что я женщина

из иерусалимской толпы, которая ездит на автобусе, но уже не

ходит через весь город пешком. Не забывайте: я пишу эмигран-

тский дневник. Ну помните, как у Сергея Довлатова: «Мы пере-

шли из разряда унизительной нищеты, в разряд опрятной и бла-

гополучной бедности» (если есть неточности, простите, цити-

рую по памяти). Это была «Иностранка» Сергея Довлатова из

серии «Уехать, чтобы вернуться». Странное, почти мистичес-

кое совпадение названий. И та давняя автобусная поездка, кото-

рая до сих пор обжигает и возвращает так часто в тот день, в ту

действительность со всеми непонятными ассоциациями, волне-

ниями, беспечностью и неврастенией. За окном из-за дождя все

175

Ирина Цыпина

было размыто и нечетко, как на картинах ранних импрессионис-

тов, не хотелось выходить в этот холодный непривычный дождь, и я погрузилась в легкий, талантливый и такой созвучный мне

мир, пронизанный иронией, юмором, расцвеченный великолеп-

ным русским языком. Когда я оторвалась от проблем обитате-

лей 108-й улицы Нью-Йорка, то увидела, что все пассажиры ав-

тобуса почему-то смотрят на меня в упор.

Кстати, у пассажиров был довольно странный вид. Это были

смуглые мужчины в клетчатых платках. Такой платок у турис-

тов всего мира называется «арафаткой» и является визитной

карточкой арабского Востока. И так: жгучие декорации другого

Мира, который существует совсем рядом с нашим, не пересека-

ясь, не совпадая по времени, но обжигая нас неприятием, нена-

вистью, злобой. Мой автобус плавно и не спеша ехал по узким

улицам Восточного Иерусалима. Здесь нет таможен, нет про-

пускных пунктов и армейских постов.

Невидимая граница проходит в вечернем пространстве Веч-

ного города, создавая поле высочайшего напряжения, которое, увы, не регистрируют наши сверхсовременные, сверхточные

приборы. Еще предстоит изучить сложный механизм метафизи-

ческих явлений нашей психики, который улавливает пересече-

ние невидимых волн наших эмоций в этом беспокойном и жесто-

ком мире, но мы о другом.

В этом автобусе мне было страшно. Глаза, глаза, глаза

Глаза меня рассматривали с интересом, глаза меня раздевали, глаза меня ненавидели, глаза презрительно уничтожали и смея-

лись Установилась напряженная тишина выжидания, что бу-

дет? Я уже все поняла, это был не 21-й маршрут, а 27-й, веду-