Бегство от одиночества

«Чтоб тебя, ведьма!» — пробухтел, вытирая лицо рукой.

Хотелось есть, но не лезло, потому что надоело завтракать и ужинать в одиночку. Занудного Таггерта в расчет не брал: и без него было тошно, а уж терпеть его ехидный взгляд непереносимо.

Раньше его будила она: нежными словами или распаляющими касаниями, угадывая желание; кружилась вокруг, между делом подливая или подкладывая чего-нибудь вкусного; интересовалась делами; вглядывалась влюбленными серыми глазами, опустив подбородок на сцепленные пальцы…

Циничными размышлениями Айзек пытался убедить себя, что когда женится, вторая супруга будет так же заботиться, смотреть с обожанием (хотя тут все же оставались сомнения на сей счет. Местная вдова Брайли бесцеремонно предложила объединить капиталы, но она ни была настолько богата, чтобы он смог соблазниться на грузную женщину с грубым голосом и пахнущую потом). Но был уверен, что женушка не согласится развратничать в постели так же, как Ханна. Вряд ли благовоспитанная леди проникнется пониманием, зачем пороть мужа розгами, поглаживая набухающий член, не говоря уже о других пристрастиях.

«Если надо, залезу в окно, но поговорю!» — решил Гриндл. Конечно, не в его привычке было идти напролом, но он обязан был с ней встретиться. Пожалуй, Айзек еще никого столь настойчиво не добивался.

Проснувшийся город бурлил. Жители только и делали, что пересказывали друг другу жуткую новость, смакуя жестокие подробности. Воспользовавшись случаем, Айзек примчался к дому миссис Грапл и постучал.

— Что вам надо, мистер Бернс? Мы не желаем вас видеть, — хозяйка встретила его воинственно, сжимая в руках метлу, будто собиралась отвадить надоедливого попрошайку.

— В лесу нашли Сесиль. Она мертва, — отчеканил Айзек и с чувством внутреннего удовлетворения отметил, как переменилась в лице женщина. Не дождавшись приглашения, оттеснил миссис Грапл от двери и вошел.

— Как вы смеете врываться! — возмутилась она, но Айзек, не слушая, по-хозяйски, торопливо начал подниматься по ступеням. На ходу стянув теплый пиджак, швырнул его на перила.

— Вы не понимаете, чем это грозит? — он резко обернулся. — Если адвокат Зильберов постарается и предоставит хоть какое-то липовое алиби, Ханна снова окажется под подозрением!

Миссис Грапл замерла на месте, а гость без стука влетел в комнату постоялицы.

Ханна сидела перед зеркалом и расчесывала волосы. На неожиданное появление Айзека отреагировала спокойно.

— Уходи, — равнодушно бросила и отвернулась, делая вид, что в комнате одна.

Он в два шага подошел, потянул за руку и заставил ее встать.

— Сесиль мертва!

У побледневшей Ханны подкосились ноги, и она опустилась на пуфик. Айзек бы торжествовал, если бы не тревожился за нее. — Понимаешь, чем это грозит?

От волнения ее потряхивало, и он, пожалев, не стал продолжать пугать.

— Так что не стоит дразнить меня Хоутом! Да, он хорош, как тряпка для быка. Но быстро остынет — и останешься одна! А я буду с тобой!

— Мне от тебя ничего не надо, — растерянная Ханна сжимала дрожавшие руки.

— Ложь! Ты рыдала, когда я уехал, потому что любишь! Да, я сделал глупость и жалею о ней, жалею, что заставил тебя переживать, но в оправдание скажу, что я испытывал гораздо худшее, когда ты пропала. Так что мы квиты!

— Хорошо, квиты. Поэтому можем по-дружески расстаться и забыть друг друга.

— Вот уж нет! — взвился Айзек. — Ты любишь меня, а я тебя, поэтому даже не думай о расставании! — подперев дверь стулом, двинулся на нее. Ловко схватил за плечи, прижал спиной к стене и, наклонившись, впился губами в ее губы.

Она вертела головой, вырывалась, отказываясь отвечать на поцелуй, и тогда он, сжав ее щеки пальцами, заставил разомкнуть зубы и протолкнул язык глубже. За такую наглость был укушен. Взвыв, перестал сдерживаться и вцепился в распущенные волосы.

— Я люблю тебя и пытаюсь спасти. Не будь глупой гордячкой! — шептал, покрывая быстрыми поцелуями шею, плечо, висок. — Таггерт обязательно что-нибудь разыщет! Или я увезу тебя в другой штат!

— Нет, — шептала Ханна в ответ, пытаясь скрыть, как на каждое его страстное прикосновение тело отзывалось желанием. Он громко дышал и горячей ладонью жадно шарил по груди, не прикрытой корсетом. Кровь побежала быстрее, щеки горели, а после того, как Айзек толкнул ее на кровать и прижался пахом к ее промежности, Ханна покраснела от стыда, потому что вопреки гордости испытывала сильное возбуждение. Однако и согласиться, сделать вид, что все забыла, не могла, — боясь, что он вновь сыграет с ней злую шутку, поэтому продолжала упорствовать.

Но он не слушал. Покрыв ее лицо поцелуями, задрал подол сорочки и резко вошел. Ханна сопротивлялась, чтобы не показать слабость и радость от его прикосновений, но Айзек прижал ее руки к постели и двигался торопливыми движениями.

Ханна ненавидела себя, чувствовала опустошение и в то же время какое-то облегчение. Пусть так, но Айзек любил ее, однако она переменилась, повзрослела, и ликование имело привкус горечи и тоски.

— Ты ведьма! Околдовала меня! — прошептал он зло, с жаром, зарывшись носом в ее распущенные волосы.