Бегство со Светлого берега

— Он снова женился через год, — кратко ответила Валя.

— А почему бы тебе… после стольких лет…

— Да с чего ты так стремишься меня выдать замуж, Галя? Ты-то что такого хорошего нашла в семейной жизни?

— Мне не повезло, — сказала Галя. — Но не у всех так скверно складывается. — Двумя ладонями она смахнула слезы из уголков глаз. Однако как бы она ни любила обсуждать свои беды, сейчас ей не хотелось позволить невестке увести разговор в сторону от главной темы. И она продолжила: — Не пойму, какой тебе прок от твоей свободы?

— Да уж какой ни есть, — отвечала Валя. — Только я не хочу пускать сюда никакого мужчину. Не хотела, пока была жива бабушка, и не хочу теперь, пока есть хоть какая-то надежда, что Слава вернется.

Галя повернулась и сквозь открытую дверь посмотрела на невестку; ее округлившиеся глаза были теперь совершенно сухими.

— О, так у тебя кто-то есть? — воскликнула она. — Я и понятия не имела.

— Ради Бога, Галя, что же я, не женщина?

Галя вернулась в Ригу к своей собственной трагедии, о Славе ничего не было слышно, а Валентина Матвеевна, как обычно, каждое утро уходила на работу и вечером возвращалась домой. Даже Галя, которой-то уж следовало знать, что к чему, сделала нерешительную попытку покуситься на свободу невестки. У нее уже было трое детей, а через несколько месяцев после возвращения из Москвы бедная дурочка снова забеременела, она-то, никогда не устававшая повторять, как ненавидит и презирает своего гнусного мужа. «Ох, Валя, — писала она, — я не смею даже просить тебя, но, может быть, ты все-таки возьмешь Наташу к себе! Ей всего два годика, и она такая ласковая, что вы сразу привяжетесь друг к другу, я хочу сказать, что не стала бы просить тебя взять кого-нибудь из старших, они уже слишком трудные. Но я уверена, что для Наташки это не было бы травмой. Появление нового ребенка станет для нее травмой еще сильнее. (Галя сначала написала „ударом“, но потом зачеркнула это слово, заменив его более современным.) Даже если Слава вернется, ничего страшного не произойдет, это не то, как если бы он обнаружил рядом с тобой мужчину, это, я понимаю, было бы действительно тяжело. Ох, Валя, ты понимаешь, в каком я отчаянии, если решаюсь просить тебя…» А человек, много лет довольствовавшийся ни к чему не обязывающей связью, теперь вдруг почувствовал, что ему мало воскресного дня с ней за городом и месяца летом на юге; все свое счастье он видел теперь в том, чтобы жить постоянно с Валентиной Матвеевной, ведь теперь, после смерти ее свекрови, это стало возможно. Но ему не удалось настоять на своем, и они расстались.

И теперь Валентина Матвеевна начала склоняться к мысли, что ей больше нечего ждать ни от какого мужчины. Отныне она смирилась с тем, что вся ее жизнь станет вечным ожиданием Славы.

В доме отдыха [60]

Поезд остановился у станции «Дроздово», и Нина Петровна, кое-как выбравшись с чемоданом на платформу, принялась озираться по сторонам в ожидании помощи. Но кругом никого не было, и, подобрав чемодан, она, то и дело останавливаясь, поволокла его в камеру хранения. Дорогу до дома отдыха ей объяснили заранее: выйдя со станции, повернуть направо, обогнуть крытый рыночек, а потом идти прямо, пока не встретишь указатель со словами «К д/о им. Розы Люксембург».

Когда Нина Петровна проходила мимо рынка, из будки возле забора ее облаяла пятнистая собака со свернутым в кольцо хвостом. Потом огромный черный пес, привязанный цепью к столбу, приподнялся на задних лапах и свирепо зарычал; тут и первая собака, словно вспомнив о своих обязанностях, выскочила на дорогу, и ее пронзительное сопрано перекрыло хриплый лай сторожевого пса. Но когда Нина Петровна повернула к указателю на краю леса, обе собаки с глухим ворчанием возвратились на свои места. Она без труда нашла дорогу, по которой вышла на поляну в лесу, где посыпанные гравием дорожки окружали клумбу с пионами и кустами роз перед трехэтажным зданием с многочисленными колоннами, балконами и флигелями.