Бегство талой воды (СИ)

С людьми и людям не могу, а расскажу песку, пыли, асфальту. Мои собеседники. Мои слушатели. Им можно рассказывать и не шевелить при этом языком. От языка у меня один ошметок остался. Поделом. Меня зовут Прыщ. Боятся, ненавидят, брезгуют. И правильно. Жизнь кончилась, ушла. Сначала мальчик, детство, а потом все остальное. Потом тот мальчишка у бойлерной, потом ночной поезд. Шофер погиб. Измололо колесами. И ко мне повернулась смерть, дотронулась до голого сердца замороженным железом. Меня зовут Прыщ, а звали Голубев Стас Валентинович. Идеологический работник. Уважение, машина, личный шофер, чистая работа. Шофер Ник - школьный еще приятель. Железнодорожник собрал его куски в мой большой портфель. Там были только осколки винных бутылок. Сейчас дети кричат: Прыщ, Прыщ, а мама звала: Стасик. Коротенькая челка, саржевые шаровары, большая книга сказок у мамы на коленях. Отличник. Похвальные грамоты. Набор шашек - приз за победу в школьном турнире. Туш на аккордеоне. Способный мальчик. Мама очень в меня верила. Не стало мамы, и я понял, что можно больше не стараться. И стесняться больше некого. С какого-то времени во мне жили двое: человек и козел или тот, кого я звал козлом. Жива была мама, и козел прятался, даже не мекал. Отец был для меня ничто. Отца ни во что не ставил. Он отвечал тем же. После смерти мамы он притащил в дом бабу, а я ушел в общежитие. Ему сказал: подлец! Денег на похороны он не пожалел. Наверное, это был для него праздник. Да левая зубная практика приносила немало. По его заказу краснодеревщики сделали не гроб, а дворец дожей. Могилы не видать под цветами. Самые почтенные люди города на кладбище. Чтобы поклониться маме. Но на самом деле поклониться ему - укротителю зубной боли, королю протезов. Отец притащил бабу на третий день после похорон. Хочу понять, когда впервые заблеял во мне упругий и мохнатый, рогатое мурло? Рано. Невозможно не прийти соблазнам, но горе тому, через кого они приходят, лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили в море... Детский сад, подглядывание в щелки, общие горшки, школа, скверные слова, компания шалопаев, первый алкоголь, старшие классы, первые пьяньчужки-женщины, показывающие всё за флакон украденного дома одеколона. Но мама еще жива. Она хранит меня, она смотрит на ночные часы и по ним с тревогой читает всю карту моего неуемного коловращения, (Рис. 24) юного и слепого соскальзывания в ад. Она знает, куда пойти, кого найти, кому позвонить. С закрытыми глазами она пройдет сквозь тьму пропахших мочой и дешевым портвейном подъездов, сквозь горечь крепких папирос, сквозь кривые дери полночных притонов. И возьмет меня за руку своей тонкой рукой, и уведет за собой в тишину и цветочный аромат своей комнаты, шепнет: какой же глупый ты, сынок, и безрассудный, там страх и смерть, а ты идешь туда!.. Там выпьют тебя липкими губами, там искурят тебя вместе с гадким табаком. Не ходи туда... И вот она умерла. Разверзлась земля и взяла ее. Свобода своеволия схватила меня за горло, как аркан, и потащила по пыли и грязи. Со стороны же это выглядело примерным восхождением. Блестяще заканчиваю школу, институт, потом общественная работа. Но все это - легкий и поспешный покров. Главное мохнатые ночи. Козел торжествует. К утру он слегка припомаживается, приглаживается. Зеркало, бритва, одеколон. И никто ничего не замечает. Никто не видит, что это козел, а не я, входит в кабинет, жадно пьет казенный боржоми. Потом молодая жена, в прошлом краса факультета, очаровательная пустышка. (Рис. 25) А потом должности, положение, маленькие и большие приятности этого положения, финская банька в укромном местечке, машина с Ником. Но козел не насытим. Потом девочки из балетной школы, из художественной студии, из музкомедии, из мест, о которых простой смертный и не догадывается. И, наконец, мальчик!.. Затем поезд и полет под колеса. И смерть приложила косу к моему сердцу. Плашмя. В тот же миг был раздроблен колесами шофер. А потом погиб в деревне Андрюша. А старший ушел в кутежи и мелкое воровство. Одна жена ничего не замечает. Смерть Андрюши никак не отразилась на ней. Она, кажется, даже помолодела. Седину закрашивает уже не каштановым, а оранжевым, апельсиновым. Думаю, и мое исчезновение она приняла за начало каникул для себя.

М о л о д о й ч е л о в е к: