— И что ты сделаешь? Убьешь меня? Как Ипанеля?
Ламет вскинула голову, с вызовом глядя на Повелителя Кошек.
Кипя яростью, Сюзерен открыл глаза. Ламет задохнулась, попятилась. Тьма хлынула на нее, ворвалась внутрь… Ламет ощутила, как нечто драгоценное — нечто жизненно важное — вытекает из ее тела, и отчаянно царапнула лапой пол. Ее сердце бешено колотилось. Усы дрожали… Ламет тихо мяукнула.
Сюзерен отвел взгляд, и Ламет упала на пол, тяжело дыша.
— Ты знала только покой и беспечность, — заговорил Повелитель Кошек. — Ты избалованный котенок, ты испорчена, тебя уже не исправить. Но теперь ты познаешь страдания и трудности — ты узнаешь, что такое быть отверженной. Я изгоняю тебя из Царства Са! Убирайся немедленно! И если мои воины тебя найдут, ты будешь убита.
Ламет уставилась на него, не веря собственным ушам. Она попыталась что-то сказать, но потрясение после стычки с ним еще не прошло, страх не угас.
Теперь Сюзерен снова говорил тихо:
— Убирайся сейчас же.
— Но…
— Сейчас же! — прошептал он.
Ламет почувствовала, что Сюзерен погружается во Фьяней. В голове у нее гудело, лапы обжигало жаром. Она попятилась к выходу из палаты, повернулась и помчалась по коридорам, наружу, в город. Утро уже стало влажным и душным, ни единого дуновения ветерка не чувствовалось в воздухе. Ламет задержалась под знаком красной лапы Са Мау и, моргая, попыталась совладать с панической дрожью. Двор Сюзерена был ее жизнью с самого рождения. Это был единственный знакомый ей мир. И как ей выжить за его пределами?
Путешествие вверх по реке
Мати разбудил аппетитный запах цыпленка. Он не собирался спать так долго, но, открыв глаза, увидел, что солнце уже встало над городом. Ряды старых террас поднимались вдоль дальнего берега реки, но потом резко обрывались, сменяясь модными нарядными кварталами. Они хвастались деревянными украшениями, перед ними стояли тиковые ящики с фуксиями, геранями и бальзаминами. Все растения выглядели ухоженными. Мати шевельнул усами. Его взгляд обежал прямоугольные строения. За одним из высоких окон сидела бирманская кошка, с любопытством смотревшая на бродяг. Встретившись с Мати глазами, она встала на подоконнике. Глядя на нее, Мати словно услышал ее голос.
«Я так одинока, — говорили ее глаза. — А ты кто? И все эти кошки… Я никогда не видела так много кошек… Меня не выпускают из дома. Я живу здесь, внутри. Снаружи опасно. Снаружи воры, похищающие кошек. И лисицы. Меня здесь кормят. Заботятся обо мне. Но они меня не выпускают…»
Бирманская пристально смотрела на Мати. Он с грустью отвернулся. И посмотрел на старые террасы, что вели к красивым домам. Похоже, эти старые дома не проживут долго, — по причинам, которых Мати не мог понять, люди не хотели, чтобы они здесь оставались.
«Они любят новые вещи, — подумал Мати. — Им не нравится помнить, что было раньше. Когда что-то стареет, батраки это уничтожают — просто ломают и начинают все сначала».
Эта мысль заставила Мати задуматься о людях и их причудах. Долгие века истории — война, злоба и подозрительность — тяжким грузом лежали на Тигровом. Ему нравилась идея уничтожения старого ради того, чтобы начать новое.
Другие кошки отдыхали, молча зевая. Много часов подряд они проспали среди велосипедов, свернувшись клубочками вплотную друг к другу, ради тепла и покоя.
— Посмотри-ка на это! — восторженно воскликнул Воробей, подталкивая к Мати жареную куриную ножку. — Пангур и Синестра нашли тут рынок неподалеку. И притащили оттуда много чего!
Мати огляделся. У края навеса над велосипедами, ближе к реке, лежали несколько кусков мяса, и кошки уже собрались вокруг них. Мати обнюхал ножку.
— И это нам?
— Да, малыш, так и есть! — Воробей облизнулся.
— Хороший кусок… странно…
Мати с сомнением уставился на курятину. Разве старшие не захотели бы взять это себе? Мати ведь был пока что подростком, до настоящего кота ему было расти и расти. И в мире кошек, с его строгой иерархией, подросткам привилегий не полагалось — пусть даже Мати и знал, что отличается от других.
— Похоже, что тебя очень ценят, — возразил рыжий кот. — Так что лучше не сомневаться в подарках старших, а просто с радостью принимать их!
Нормальный глаз Воробья сверкнул, а второй слегка скосил в сторону. Из горла старого кота вырвалось громкое мурлыканье.
— Может, возьмемся за дело? Ты ведь знаешь, я не соблюдаю церемоний, когда дело касается еды!
Мати это знал — Воробей был котом, ценившим еду выше всего остального. Подросток бросил быстрый взгляд мимо велосипедов. Перед навесом находилась автомобильная парковка, а за ней поднимались склады. Вдали суетились люди в рабочей одежде.
— Да, давай это съедим, пока нас никто не видит.
— Отлично!
Воробей впился зубами в куриную ножку, и Мати последовал его примеру. Проглотив первый кусок, Мати расслабился. В конце концов, мир не перевернулся за одну ночь. Солнце согревало его усы и влажный нос; котята, Пипс и Скаллион, кувыркались в высокой траве вдоль речного берега. И что могло быть лучше цыпленка на завтрак?