Бегство в мечту

— Все то же самое, — отмахнулся Бобров. — У нас тоже хватает загадок. И нас грабят, и у нас крадут, и нас «подставляют». Вот только понять не могу: почему вы такие упрямые? Прямо-таки «упертые». У Фемиды глаза завязаны, она не видит, что на чашу ее весов бросили: степень виновности или пачку «баксов». Ей главное, какая чаша тяжелее. И все вы об этом знаете. Киви новоб этом очень талантливо пишет. Я его читаю прямо как хронику нашей с вами — пардон за каламбур — совместной жизни. Филатов спрашивает прямо в лоб: «Тебе это надо?» И что самое парадоксальное: сами все знаете, все понимаете, анализируете и… лезете на рожон. Где логика? Работали бы потихоньку, пережидали «до лучших времен», накапливая на нас информацию, себя сохраняли, а вот когда придет ваше время, вот тогда и показали бы себя. Мне, человеку с «другой стороны», смешно и обидно за вас… Парадокс?

— Если мы не будем «лезть на рожон», эти самые «наши времена» никогда не придут. Был у меня наставник, очень знаменитый сыщик по городу. Бывший советник в Афганистане, впоследствии разрабатывал и брал самых известных преступников в Питере… Так вот, он прямо говорил своим ученикам: «Половина из вас сядет; вторая половина — уволится». Объяснял, почему. Ему верили, понимали, соглашались и… работали. И он, зная все это, тоже работал.

Бобров встал и, кивнув на прощание, направился к выходу. На пороге оглянулся:

— Знаешь, а я ведь до самой армии больше всего мечтал работать в уголовном розыске… Потом — срок получил, по глупости… Выпала иная дорога… Только не говори об этом никому, — улыбнулся он, — не поверят…

— Что это за бугаи возле твоей двери топтались? — жизнерадостно поинтересовался ворвавшийся в кабинет с пачкой протоколов в руке Королев. — По виду — «бандюги». Приходили милицию данью обложить? За сколько сговорились? Чья у нас теперь «крыша»? Давай теперь прокуратуре «стрелку» забьем? Они «по жизни не правы»…

— Абзац пришел нашему параграфу с «покупателями», — мрачно прервал его веселое словоблудие Туманов. — «Заступники» заходили. Контрмеры уже приняты… Что же это за мерзость такая?! Мы и так сидим кое в чем по уши, а оно все выше поднимается! Да неужели мы, обученные и опытные оперативники, не в силах противостоять вторжению фальсификации?!

— Не «опытные и обученные», а только «опытные», — поправил Королев. — Ну, и еще — «битые». И как один «битый» опер другому «битому» оперу, я тебе скажу: смотри на жизнь проще, и прокуратура к тебе не потянется. Ты свое дело потихоньку делай. В год пару десятков преступников лес валить отправляешь? Отправляешь. Это само по себе немало. Все ж мы что- то находим, раскрываем, делаем… А прочие пусть себе языками мелют. Когда в нашу шкуру влезут — по-другому взвоют.

— Да надоело! Вот здесь уже сидит! — Туманов «рубанул» себя ладонью по горлу. — Опер я или «черт- те что с бантиком»?! Каким-то убогим себя в такие моменты ощущаешь. Вот, вроде все хорошо, все можно стерпеть, но раз в месяц обязательно что-нибудь подобное случается. То родственники с погонами, на которых «звездочки» больше, чем кокарда на моей фуражке, то влиятельные друзья всех мастей и категорий, то еще какие-нибудь «бугорки» тебе дорогу указать норовят. «Вот здесь трогай, а вот здесь не вздумай — там кака зарыта, вот это делай, а вот это мы тебе не рекомендуем…» Тьфу!

— Идеалист, — констатировал Королев, наливая себе в кружку давно остывший чай. — Или просто в отпуск пора… А может, лучше это? — он выразительно щелкнул себя по кадыку. — Расслабиться, стресс снять? После работы скинемся, сбегаем, устроимся? Партейку-другую в карты перекинемся?

— Сегодня слова «нет» ты от меня не услышишь, — вздохнул Туманов. — В такие дни ничего не идет… кроме водки. Ты пока договорись с ребятами, а я схожу в дежурку, попрошу Степаныча, чтобы в камеру к Селантьеву никого не подсаживали. Не ровен час — «весточку» на волю с каким-нибудь пьяницей перекинет…

Туманов дошел до дежурной части и, взглянув в (трону камер, остолбенел от негодования. Возле са мойрешетки стоял его недавний посетитель Михаил Катышев и внимательно слушал Селантьева, что-то тихо и быстро шептавшего ему на ухо.

Увидев искаженное от ярости лицо Туманова, Селантьев перестал шептать и отошел в глубь камеры. Катышев повернулся к Андрею и, подхалимски улыбаясь, сообщил:

— Сигареты я принес… Сигареты-то я запамятовал в посылочку положить…

— Петр Степанович! — взревел Андрей. — Какого лешего, хотел бы я знать, этот паршивец здесь делает?!

Дежурный оторвался от своих бумаг и с удивлением взглянул на пробирающегося вдоль стены к выходу Катышева.

— Этот, что ли?.. Масколев, ты этого уркагана к «клеткам» подпустил?

— Я, — отозвался молоденький постовой, скучающий на месте помощника дежурного. — Он сигареты другу принес.

— Он принес сигареты, — пояснил Туманову дежурный. — А что такое?

— Да это же!.. — захлебнулся от негодования Андрей. — Да как же?!

Невинные глаза дежурного смотрели на него с ленивым непониманием. Андрей хотел что-то сказать, но передумал, махнул обреченно рукой и вышел из дежурной части…