Бегуны

Но потом я достигла уровня, который психология путешествий именует «Не знаю, где нахожусь». Я просыпалась совершенно дезориентированная. Пыталась — словно запойный алкоголик — вспомнить, что́ делала накануне вечером, где была, куда вели меня пути, воспроизводила все детали, чтобы разобраться в настоящем. Чем больше времени занимал этот специфический процесс, тем большая меня охватывала паника — состояние весьма неприятное, тошнотворное, напоминающее воспаление внутреннего уха, при котором теряешь равновесие. Где я, черт возьми, нахожусь? Но милосердные детали окружающего мира рано или поздно наводили меня на правильный след. Я — в X. Я — в Y. Это отель, а это — квартира моей подруги, комната для гостей в доме семьи Н. Диван в квартире приятелей. Такое пробуждение напоминало компостирование билета на пересадочной станции.

Однако затем, как гласит психология путешествий, наступает третий этап — венец всему, ключевой момент, конечная цель, куда бы мы ни направлялись, мы всегда устремлены к нему. «Неважно, где я». Все равно, где я. Я — есть.

О происхождении видов

Мы стали свидетелями появления на Земле новых существ, уже распространившихся по всем континентам и занявших большинство экологических ниш. Стайные и ветроопыляемые, они с легкостью перемещаются на большие расстояния.

Сейчас я вижу их в окно автобуса — целые стаи этих воздушных актиний, кочующие по пустыне. Отдельные особи судорожно цепляются за редкую растительность, шумно трепещут — возможно, так они общаются друг с другом.

Специалисты говорят, что полиэтиленовые пакеты — новая глава бытия, что они выворачивают наизнанку извечные привычки природы, поскольку имеют только поверхность, пустотелы, и этот эпохальный отказ от какого бы то ни было содержания неожиданно дает им огромные преимущества в процессе эволюции. Они мобильны и невесомы, цепкие уши позволяют им хвататься за предметы или органы других существ и таким образом расширять свой ареал. Начав с городских предместий и свалок, они всего за несколько ветреных сезонов добрались до провинции и отдаленных пустошей. Завладели огромными пространствами — от крупных развязок на автострадах до пляжей и бухт, от пустых стоянок перед супермаркетами до скалистых склонов Гималаев. На первый взгляд, они нежны и слабы, но это иллюзия: они долговечны, практически неуничтожимы, их эфемерные тела подвергнутся разложению лет через триста, не раньше.

Нам никогда не приходилось иметь дело со столь агрессивной формой бытия. Кое-кто, впадая в метафизический экстаз, твердит, что она направлена на завоевание мира, захват всех континентов, что это чистая форма в поисках содержания, форма, которой моментально приедается любое содержание, заставляя вновь и вновь пускаться в полет. Что это блуждающее око, принадлежащее некоему ирреальному «там», таинственный наблюдатель, участвующий в земном паноптикуме. Другие, более приземленные, утверждают, что эволюция в наши дни лоббирует формы эфемерные, заселяющие мир временно, но взамен обретающие вездесущесть.

Окончательное расписание

Целью этого паломничества был другой паломник, сегодня наконец погруженный в плексиглас или (как в других залах) подвергнутый пластинации. Чтобы увидеть это, мне пришлось отстоять очередь и лишь затем вместе с другими посетителями двинуться вдоль великолепно освещенных и на двух языках описанных экспонатов. Разложенные перед нами, они напоминали драгоценные товары, которые привозят из заморских стран и выставляют на потеху публике.

Сначала я рассматривала тщательно сделанные анатомические препараты, погруженные в плексиглас мельчайшие фрагменты тела — можно сказать, выставка винтиков, пролетов, соединений и шарниров, тех мелких деталей, недооцененных обычными частями тела, существование которых мы даже не осознаем. Это хороший метод: нет доступа воздуха, ничего не испаряется, нет опасности повредить ткани. Разразись теперь война, эта нижняя челюсть, на которую я сейчас смотрю, имеет шансы выжить даже под развалинами, в пепле. Если бы извергся вулкан, излилось море, осыпалась земля — будущие археологи были бы рады такой находке.

Но это лишь начало. Паломники двигались молча, гуськом, задние осторожно подгоняли передних. Что у нас тут, что сейчас будет, какую часть тела продемонстрируют хитроумные пластинаторы, наследники бальзамистов, таксидермистов, анатомов и скорняков?

Вот позвоночник, извлеченный из тела и разложенный в стеклянной витрине. Сохранивший естественную кривизну, он напоминал Чужого — пассажира, путешествующего в человеческом теле по своим надобностям, гигантского многонога. Грегор Замза, состоящий из щупалец, нервных сплетений, смастеренный из бусин косточек, переплетенных кровеносными сосудами. Над ним можно бесконечно читать «Вечный покой» — пока кто-нибудь в конце концов не смилостивится и не позволит ему упокоиться навеки.