Бегущая по снам (СИ)

— А еще я слышал, что ты, мой «ферзь» в борьбе с Чумой Зверя, один из них. Возглавляешь эту шайку дегенератов, изнеженных и испорченных благополучием, — Лоуренс мрачно ухмыльнулся и, достав из портсигара очередную сигару, демонстративно медленно закурил. — Интересно, правдивы ли слухи?

— Полностью ложны. Я не лидер. Меня только агитируют возглавить оппозицию. Но их аргументы весьма убедительны. Чума Зверя выходит из-под контроля, понтифик, — холодно ответил Людвиг. Он знал, то рано или поздно этот разговор состоится, но не был готов вести дискуссию в таком болезненно истощенном состоянии.

— Выходит из-под контроля.

— За последние пять лет число зараженных выросло с двадцати, до шестидесяти трех в месяц. И это число продолжает увеличиваться.

— Продолжает увеличиваться.

— Нам пришлось нанять еще три десятка охотников, увеличить число патрулей и сменить график на сутки через двое. Но это все временная мера. Люди гибнут, Лоуренс.

— Люди гибнут.

— Возможно, идея «остановить кровослужения, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля», не так уж и плоха. Число жертв…

— Сколько тебе лет, Людвиг? — неожиданно буднично спросил Лоуренс.

— Тридцать два.

— Мне шестьдесят девять. Я хорошо помню, как выглядел Ярнам до того, как мы с мастером Виллемом угодили в тот Лабиринт. Часто вижу во снах тот, старый город. Чувствую его запах, ощущаю кожей его липкую вонь. Сорок пять лет назад в Яраме произошла эпидемия испанского гриппа, ты слышал?

Людвиг кивнул.

— Тогда я гостил у тети, да будет земля ей пухом, и хорошо помню, как шел в лавку за льном и видел сотни гробов у стен, телеги, заваленные грудами трупов. Гниющее зловоние, вездесущий кашель, плачь, мольбы и завывания. Я видел молодую мать, вцепившуюся в колесо телеги, на которой гнил и разлагался ее двухлетний сын. Каждый день болезнь собирала урожай из сотен, тысяч мужчин, женщин, детей и стариков. Но это не все, Людвиг. Мой дядя был врачом. Он каждый день принимал пациентов. Можешь ли ты представить мир, где ты переспишь со шлюхой, а через неделю сгниешь заживо от сифилиса? Где ты поранишься на работе, и доктор отрежет тебе пораженную гангреной руку? Можешь представить мир, где каждый второй ребенок умирал не дожив и до пяти, где каждая третья женщина не переживала роды? Мне шестьдесят девять, Людвиг. Никто в том, старом мире не доживал и до пятидесяти. В мире, где тебя бы уже называли стариком. Тогда в Ярнаме жило сто шестьдесят тысяч человек. Сегодня — два с четвертью миллиона. Посмотри в окно на оживлённый город. На людей, снующих по городским улочкам. Они не знают настоящего ужаса. Не знают каково это, видеть смерть, заполонившую улицы. И никогда не узнают, благодаря крови. Скажи мне Людвиг, что ценнее человеческой жизни?

— Две человеческие жизни?

— Верно, — улыбнулся понтифик. — Верно, Людвиг. Сто чудовищ в месяц, двести, тысяча — это страшная, но ничтожная цена за жизнь и благополучие миллионов граждан Ярнамского королевства. А ты говоришь о шестидесяти трех.

Людвиг мрачно кивнул. Хотелось возразить, но «Священный клинок» не мог найти ни единого аргумента против слов главы Церкви.

— Вот и замечательно. И передай мои слова всей этой кодле недоносков: Я сделаю все, чтобы защитить жителей Ярнама. Если для этого нужно заплатить цену — то так тому и быть. А теперь можешь возвращаться к своим обязанностям.

Людвиг коротко кивнул и молча поднявшись с кресла покинул кабинет.

***

Вальтер молился, весь королевский двор молился, но, как это всегда и бывает, Вселенная услышала и сделала наоборот. И в день приезда праздничной процессии, вместо спасительной бури пришли первые за две недели косые лучи солнца. Они пронзили гранитные облака, напомнив уставшим от сырости и бесконечных луж жителям о существовании ласкающее теплого, золотого света. Золото блестело на мокрых крышах, сверкало в лужах и канавах, отражалось в тяжелых каплях, падающих из ливневок на каменные дороги. Ветер стих и улицы вновь наполнились толпами народа.

Ярнам стоял на ушах. Он — точно вылезший из реки пес — отряхнулся и побежал гоняться за собственным хвостом, да так быстро, что голова закружилась. Вновь открылись лавки и придорожные магазинчики, разложили цветастые товары торгаши на рынке, воздух вновь наполнил аромат выпечки, духов и гари. Ярнам проснулся от двухнедельного сна и готовился к кровавой вакханалии.