Бегущая по снам (СИ)

Сознание принесло боль. Перри обнаружила себя в келье, на кровати. Из окошка пробивался тусклый лунный свет, на старом столике плясал огонек одинокой свечи. Охотница лежала ничком, укутанная в два шерстяных одеяла, теплых, но мокрых насквозь. Во рту стоял гадкий, омерзительный привкус тлена, соседствующий с такой сильной сухостью, что не получалось глотнуть.

— Ш-ш, все хорошо, — послышался голос Лены. Та сидела на маленьком стульчике у изголовья кровати, сжимая в руках влажную тряпочку. На лице привратницы читалось немое сочувствие.

— Что случилось? — еле прохрипела Перри.

— Обряд… завершился, — коротко ответила Лена. — Госпожа Фиба велела мне сидеть и ждать твоего пробуждения. Как себя чувствуешь?

Перри закрыла глаза и сосредоточилась на ощущениях. Все тело ломило, внизу живота жгло и тянуло, в голове будто плавала иголка.

— Воды, — простонала Перри.

— Конечно, — Лена взяла кружку и прислонила к губам охотницы. Перри сделала несколько жадных глотков и тут же судорожно закашляла, когда вода попала не в то горло.

— Прости, я должна сообщить герцогине что ты проснулась, — сказала Лена и, резко встав со стула, двинулась к выходу.

Перри не остановила ее и болезненно уставилась в потолок. Мокрые одеяла противно давили, не смотря на открытое окно в келье было душно. Охотница судорожно вздохнула и, сделав нал собой усилие, скинула одеяла и села на кровати, свесив ноги. Ступни коснулись ледяного пола, подарив немного резкую, но все же приятную прохладу.

— Оедон, — прошептала она, запустив пальцы в спутанные, сухие волосы. — Что со мной произошло?

«Что со мной произошло после того как я… как я… изнасиловала и ослепила этого бедолагу?»

На душе стало гадко, она почувствовала себя грязной, отвратительной тварью. Все произошедшее казалось диким кошмаром, хоть она и не сомневалась в его реалистичности. Что нельзя сказать о том, что она видела после омерзительной вакханалии. Смутные образы, щупальца, глаза, кошмарные силуэты на фоне бушующей бездны. Голос, одновременно и мужской, и женский, и детский и старческий, вещающий нечто ужасающее. Сводящее с ума. Она, закрывшая уши, обливающаяся слезами, ползающая по черному камню в бессильных мольбах замолчать.

— Я не хочу знать! Умоляю, я не хочу знать! Я не хочу!

Охотница судорожно вздохнула и осмотрела себя. В полутьме все еще виднелись местами смазанные, но все еще различимые руны и символы.

Перри ощущала странные, едва уловимые перемены в своем теле. Что-то изменилось, но она не могла понять что именно. В памяти вновь вспыхнули картины вакханалии. Она, точно безвольная марионетка, скачет на осужденном убийце. Тот вопит, бьётся в агонии, из багрово-черных глазниц хлещет кровь, но она не обращает на это внимания, охваченная безумием похоти и нарастающим звоном в ушах. Оргазм, вопли, окровавленные, склизкие глаза в ее руках и видения, полустершиея из памяти. Она вновь вспомнила каждое мгновение дьявольского ритуала и, застонав, рухнула набок, запустив руки между колен. Огонь свечи медленно подрагивал, рождая сонмы танцующих теней. Слезы покатились по щекам.

«Она была права, — подумала Перри, закрывая глаза. — Цена была высокой»

***

Новый день принес дождевые облака, скрывшие Хемвик от солнца. Прохладный ветерок колыхал листву крон, гулял, посвистывая, в коридорах монастыря, гоняя из комнаты в комнату аромат утреней овсяной каши и свежей выпечки.

В саду оживленно работали послушницы, с усердием бывалых садовников пропалывая, подрезая, облагораживая пеструю флору. Редкие сорта яблонь, дикая роза, грушевые деревья, персики и пара красивых раскидистых кленов, под ветвями коих и сидела охотница. Синее платье пахло свежей стиркой, ветерок трепал волосы, то и дело бросая отросшую челку в левый глаз. Охотница сидела на лавочке, молча наблюдая за усердным трудом ведьм.

— Можно бесконечно смотреть на три вещи, — усмехнулась герцогиня, садясь рядом с Перри. На ней пурпурное платье, седые волосы все так же уложены в изящную, высокую причёску. Но изменилось лицо. Строгое, даже злое, сменила легкая улыбка человека, получающего удовольствие от успешного завершения тяжелой работы. — Не хочешь присоединиться к ним?

Перри легонько ухмыльнулась, глядя как Карла, стоя на коленках, выкапывает сорняк из-под крыжовника.

— Когда я была маленькой, меня часто заставляли работать в саду при Великом Соборе. Матрона Полли Олена загоняла нас на проклятые кусты, а сама сидела на стульчике и попивала пунш. Никогда не забуду ее широкого, поросячьего рыла и запаха гнилых зубов изо рта. «Работа в поле учит дисциплинированности, юные леди. Самодисциплина — важнейшая часть души белой жрицы. Работайте, и поживее!» — говорила она. Один раз я решила сжульничать и села в тени куста, притворяясь что ковыряю одуванчик. Тогда меня в первый раз выпороли по настоящему, — Перри устало вздохнула и отвела взгляд от Карлы. — Нет, я не хочу ним присоединяться.