Как никогда сильно герцогиня испытывала желание нарушить слово, перешагнуть черту и оборвать нить жизни Вайпер. Убить, уничтожить, обратить в пепел и забыть, лишь бы не наносить на каменный пол внушающие первобытный ужас руны, не петь заклинания на древнем языке. Хотелось, но долг сковывал по рукам и ногам. Олесса Де‘Фиба возненавидел Перри за это, хоть и понимала, что та не виновна. Неосторожная, обезумевшая от страшных тайн ведьма схватила девушку за волосы и затянула, против воли, в круговорот древнего ужаса, используя сакральные ритуалы Хемвика, так тщательно оберегаемые Олессой от слабых умов мирян. Ее ответственность — дать Вайпер шанс спасти разум.
Девушка пыталась сохранить присутствие духа, но герцогиня прекрасно чувствовала трепещущие в ее душе страх, стыд и отвращение. Древние обряды вполне могут показаться варварскими, вызвать отвращение и ярость, желание сжечь, разорвать в клочья практиков за эти богохульные зверства, прикрытые тонким и призрачным кодексом и сомнительной моралью. И сейчас Перри Вайпер испытывала всю эту палитру эмоций, глядя то на собравшихся ведьм, то на жертву.
Местом под проведения обряда выбрали старый монастырский погреб. Бочки с вином и ящики с солониной и сухарями давно вынесли, переоборудовав сырое и холодное помещение в храм ритуала. Фонари и свечи тускло мерцали, разгоняя густую тьму, пропахшую плесенью, кровью и страхом. Герцогиня аккуратно положила длинный, изогнутый кинжал на каменный алтарь и подняла взгляд на мужчину, прикованному к серому граниту. Высокий, широкоплечий, с густой бородой и большими залысинами — настоящий громила. Его массивное тело покрывали бесчисленные руны и геометрические фигуры, немыслимого, для несведущих, назначения. Рот завязан, чтобы воплями не смущать и без того бледную как смерть охотницу. Кандалы на руках и ногах оставляли кровавые отпечатки — отличный повод дергаться поменьше, но мужчина все равно бился и мычал. Вокруг алтаря молча возвышались четыре женщины в серых балахонах с капюшонами, низко опущенными на лицо. Они мерно покачивались, настраиваясь на песнопения. Герцогиня глубоко вдохнула и, чуть пригладив складки алого платья, бросила холодный, властный взгляд на охотницу.
— Кто это? — спросила Перри, прикрывая наготу. Как и пленник, ее тело покрывали бесчисленные руны и рисунки, нанесенные черными чернилами. От холода ее трясло, кожа покрылась пупырышками, зубы стучали, хоть Перри и пыталась скрыть это.
— Убийца. Висельник. Вместо казни его отдали нам, для жертвоприношений.
— Вы же говорили что вы не убийцы?
— Казнь преступника — не убийство, Перри Вайпер. А теперь подойди, и прекрати стесняться.
Охотница медленно приблизилась к Олессе, не сводя взгляда с убийцы. Тот смотрел на нее с недоумением и страхом и что-то пытался мычать. Взгляд скользнул по массивному, волосатому телу и гениталиям. Она вполне могла бы покраснеть, если бы страх перед ритуалом не вытеснял все прочие эмоции. Ее мучали вопросы: что значат руны на ее теле? Почему она должна быть голой? Что за чудовищная, омерзительная резьба нанесена на рукояти кинжала. Один взгляд на изображения немыслимых паскудств, выражающих крайние формы вырождения заставлял сердце замирать в груди.
Герцогиня взяла кинжал и, поднеся лезвие к губам принялась лихорадочно шептать едва различимые заклинания на древнем, непостижимом языке. Убийца снова замычал, глядя в глаза Перри. Та чуть поежилась, чувствуя жжение вины.
— Готово, — тихо сказала герцогиня и аккуратно положила кинжал рядом с распятым убийцей, острием к ногам. — Подойди, Перри Вайпер и опустись на колени пред алтарем.
Охотница нехотя повиновалась. Сердце бешено билось в груди, от убийцы сильно воняло потом, он мычал и пытался вырваться, от чего кандалы рвали кожу на руках и ногах. Струйка крови от разорванной кожи ног стекла по каменному алтарю, оставив черный, блестящий след.
— Закрой глаза, — скомандовала герцогиня. Перри с радостью повиновалась.
И ведьмы запели. Сперва голоса их звучали тихо, неразборчиво, но вскоре тон нарастал. Охотница содрогнулась, услышав рваные, крякающие слова, сливающиеся в поток неразборчивой, но полной ужаса и интуитивного смысла песни. Воздух вокруг зазвенел, Перри стиснула зубы и по медному привкусу крови поняла, что прокусила кожицу на губе. Пение нарастало, холод отступил, сменившись странным оцепенением. Охотницу поглотил безумный ритм песнопений, точно бурные пороги уносящий разум в даль. Пение нарастало, оцепенение сменилось крупной дрожью и возбуждением, она задыхалась, в лицо бил жар.
Пение стихло, и герцогиня закричала:
— Йа Шуб-Нигурат! Черный козел с Легионом Младых! Услышь своих дочерей! Йа Шуб-Ниггурат! Йа Шуб-Ниггурат! Услышь своих дочерей! Подари ей глаза! Йа Шуб-Ниггурат! Услышь дочерей твоих! Подари ей глаза!
«Йа Шуб-Ниггурат! Черный Козел с Легионом младых! Подари ей…»