Бегущая строка памяти

Рождение слов... Очень интересный процесс. У древних - у Эсхила, например, есть целые строчки - рождение слова: "и-и-и-и..." или "та-та-та-та", "а-а-а-а...". Может быть, будучи поэтами, они записывали процесс возникновения строчки? Ахматова, сочиняя стихи, по воспоминаниям, "жужжала", Мандельштам "пел", а у Пушкина в черновиках остались недописанные строчки в два-три слова. В 20-е годы, когда начиналась другая жизнь, поэты занимались словотворчеством: "Дыр бул щыл убет щур скум". Они хотели изобрести слова, которые бы выражали новую жизнь.

"...ОСТАНОВИСЬ, МГНОВЕНЬЕ! ТЫ НЕ СТОЛЬ ПРЕКРАСНО, СКОЛЬКО ТЫ НЕПОВТОРИМО"

Иосиф Бродский

1990 год.

Неожиданно раздается звонок: "Это говорит Иосиф Бродский. Мы с Вами не знакомы, но я хотел бы Вас пригласить на вечер, посвященный 100-летию Ахматовой, который я устраиваю в Театре Поэзии в Бостоне". Я спросила: "А кто еще там будет?" - "Анатолий Найман, я, Вы. И с американской стороны актеры и переводчики".

Оформляя эту поездку, я все думала: "Что бы подарить Бродскому?" И когда пошла за билетом, заглянула в "Букинист" недалеко от площади Маяковского. Я знала, что Бродский преподает теорию стихосложения в американских университетах, и, как нарочно, мне попались два сборника XIX века по теории и философии стихосложения. "О, - думаю, - прекрасно!" Покупаю и провожу их со страхом через таможню.

Хотя юбилей Ахматовой был в июне 1989 года, Бродский устроил вечер через полгода, 18 февраля.

Мы с Найманом приехали в Бостон, в Гарвардский университет, за неделю до концерта. Я помню огромные сугробы, расчищенные дорожки, красные каменные дома, белок, которые никого не боялись. А по расчищенным снежным дорожкам из библиотеки - в столовую, из столовой - на лекцию бегали студенты в башмаках на босу ногу, в майках и в шортах.

312

В Бостоне я была к тому времени не первый раз. Кажется, за год до этого в городском театре мы играли "Федру". Но тогда я жила в гостинице, надо было много работать. А тут нас с Найманом поселили в старый двухэтажный гостевой дом в викторианском стиле, с милым служителем, который готовил нам завтраки. Можно было ничего не делать, гулять, ходить на званые ужины.

Мы с Найманом подолгу гуляли, и я все время расспрашивала его про Ахматову, и по его рассказам у меня сложилось ощущение некой его "близорукости" - из-за слишком близкого расстояния (такое же ощущение, кстати, возникает, когда читаешь записки современников о Пушкине или о Достоевском). Это же ощущение у меня подтвердилось позднее, когда я читала наймановские воспоминания. Видимо, о близких людях писать не стоит, ибо надо все время держать себя в узде.

Обедали мы в профессорском клубе. Однажды я пришла, а там в одном из залов выпивают. Я тоже выпила и закусила, ко мне кто-то подошел. Я говорю: "Я не понимаю по-английски. Вы говорите по-французски?" - "Нет". Так пообщались. Потом пришел Найман, и выяснилось, что я присоседилась к какому-то колледжу, который справлял юбилей... Вот такую мы вели жизнь. Бродский не появлялся.

Наступил вечер Ахматовой. Может быть, потому, что я уже выступала в этом Театре Поэзии и знала, что туда приходят люди заинтересованные, я не волновалась. Взяла две книжки, привезенные в подарок Бродскому, и мы пошли.

Сорок минут до начала концерта. Мы все сидим в пустом зале и ждем Бродского, который должен распределить, кто за кем выступает. А его нет. Наконец появляется. Устроитель подводит его ко мне, мы знакомимся, я ему протягиваю две книжки и говорю: "А вот это я Вам привезла из Москвы". Он, как вчерашнюю газету, не глядя, кинул куда-то за спину. Я подумала: "Ну у ж это слишком!" Он говорит: "После

313

довательность такая - сначала стихи читаются по-английски, потом по-русски. Все сидим на сцене, русские (нас было трое) - слева, американцы - справа. В конце первого отделения - "Реквием". Тут я встряла: "Реквием" - сначала по-русски!" Он отвечает: "Нет-нет, как всегда, сначала по-английски". Я говорю: "Тогда я его не буду читать". Он снисходительно пожал плечами, но спорить было некогда, и сказал: "Хорошо!" И мы сразу ринулись на сцену.