Бегущая в зеркалах

- Вы что, изучили мое "личное дело" и аттестации психоаналитиков? ухмыльнулся Динстлер. - В основном, вы рассказываете про меня.

- Я действительно много знаю о вас. Поэтому добавлю - у меня довольно серьезные достижения в спорте - я бегаю, плаваю, отлично стреляю, могу подняться по отвесной скале и положить на лопатки почти любого, хотя никогда не был профессионалом. Я легко схожусь с людьми, умею хитрить, выслеживать и даже - быть безжалостным. Я - скорее человек действия.

- Спасибо, успокоили. Похоже, Иван, у вас значительно больше шансов на успех, чем у меня. Ну что же - дорогу идущему! - Готтлиб догадался, что ему нашли достойную замену. - Док, - вмешался Луми. -Мы должны теперь же расставить все точки над i. Поскольку письменный договор мы естественно составлять не будем, дотошно оговорив все пункты, ограничимся джентльменским соглашением. Главное положение которого: вы, Йохим-Готтлиб подлинник и главный держатель "пакета акций" - вы, и только лишь вы настоящий Пигмалион. Иван же - дублер, мираж, двойник. Он будет на скамейке запасников и, возможно, дай-то Бог, никогда не вступит в игру. Но в случае необходимости - именно он "попадет в сети" ловцов, что бы водить их за нос, а вы, со всеми своими потрохами уйдете в подполье, чтобы иметь возможность продолжать свое дело.

"Ну что же, во всяком случае, нормальному человеку такое не может и присниться. И надо признаться - это вдохновляет", - решил Динстлер, берясь за работу. Все необходимые медикаменты были доставлены Луми через Ванду. Готтлиб позвонил жене и, прибегнув к условному знаку, исключающему возможность ловушки, попросил прислать полный курс М1 и М2, предупредив, что вернется через три недели.

Иван не испытывал и тени сомнения, прощаясь со своим лицом, не доставлявшим ему, по-видимому, никаких хлопот. Он был сиротой, а о женщине, ради которой стоило бы сохранить себя говорить категорически не хотел.

- Я совсем один. И мне даже хочется исчезнуть - такое "минисамоубийство". Кроме того, я уверен, что внешнее и внутреннее Я неразрывны. А кое-что меня в себе не устраивает. Надеюсь, Готтлиб, ваша вдумчивая физиономия серьезно займется перевоспитанием этого легковесного, победоносного типа, который уже почти тридцать лет нещадно эксплуатирует представительную визитную карточку - глазки, губки, гордый профиль - тьфу! Как вы думаете, приятно ли сознавать, что за этот камуфляж тебя могут любить?

- А как же с наследниками, Иван? Ваши перспективные отпрыски никогда не будут похожи на своего отца, поглядывая немного свысока на неказистого родителя, - вставил свой контраргумент Луми.

- Вот и отлично, будут всю жизнь удивляться, как это я так здорово изловчился - победил законы генетики силой своего необычайного чадолюбия, парировал Иван.

- Мне это, кажется, в самом деле удалось. Знаете, Иван, моей дочке скоро исполнится два года и она... Ну, в общем, таких детей я больше не встречал... - не мог не похвастаться Динстлер.

- Да, Мио говорил, что у вас прехорошенькая супруга. И девочка, видимо, в нее?

- Что там "хорошенькая". Моя Антония - чудо!

- Никогда бы не подумал, что вы, Готтлиб, окажитесь столь восторженным отцом. Видимо, я недостаточно изучил ваше "дело", предполагая большую дозу скепсиса и самокритики. Ну что же - ставлю себе минус.

Покончив с обязательной программой неофициального общения, они приступили к выполнению задания. Никто не коснулся главного - смысла и цели не только самого предприятия, но и деятельности Пигмалиона в целом. Никто не помянул Организацию, сочинившую и организовавшую весь этот зубодробительный, за гранью здорового понимания, сюжет.

..."Интересно, думал Готтлиб, "работая" над Иваном, - может ли человек собственноручно "вылепить" своего двойника со всеми мучительно знакомыми и ненавистными изъянами, старательно повторяя нелепый экспромт природы и - не сбрендить? Во всяком случае, я уже, наверняка - псих!"

Почти двадцать дней они прожили втроем, превратив свое вынужденное уединение в сплошной фарс. Может быть этот хохот, порою абсолютно идиотический, провоцируемый одним междометием, жестом или гримасой, помог тогда Динстлеру сохранить отстраненность от своих фантасмогорических манипуляций и довести дело до конца. Вся эта история легла в его сознании на одну полку с комедийными кинолентами, которые никогда не запоминались и не особенно смешили, оставляя привкус легкой хмельной неразберихи. И лишь иногда в особые часы пугливых сомнений, Готтлибу казалось, что над эпизодом "двойника" потрудился Хичкок.

"Гадко и глупо, - думал он с отвращением прильнув к своему отражению в зеркале. - Ничто не может быть противнее сознательного повторения гнусности". В конце концов он даже несколько перестарался, с мазохическим удовольствием изобразив на классическом "портрете" Ивана "авторский шарж".