Бегущая в зеркалах

— Заявление, достойное киногероя 30-х годов. Но что-то не верится: сидишь, такой застегнутый на все пуговицы, боишься расслабиться. Наверное, за себя не ручаешься, — она иронически прищурила зеленые, по-восточному подтянутые к вискам глаза.

— Да, я скромный. И сгораю на солнце. А кроме того — далеко не такой плейбой, как Дани, чтобы демонстрировать экстерьер и навязываться очаровательным француженкам… Работа у меня мрачная, характер скрытный, спортом не увлекаюсь, к сексу отношусь разумно.

— Разумно? — Нелли возмущенно привстала, — Вот уж определение меньше всего сюда подходящее. Мне кажется, секс может быть каким угодно, но самые ценные, редкие его экземпляры появляются вне разума и логики… Вне привычек, законов, становясь экстремальным событием. В голосе Нелли появились менторские интонации.

— Ну ты прямо как на лекции в клубе молодых супругов. А по сути-то все гораздо проще, — и Йохим, с удивлением понимая, что он впервые обсуждает ту тему, да еще с малознакомой женщиной, пустился в откровения, пытаясь подвести для себя самого итоги собственного опыта. Он вспомнил ту ночь на чердаке с персиковым вкусом на губах и ощущением, что мир перевернулся, открыв, наконец, свою подлинную суть. А потом что-то ушло, схлынуло. Агрессия чувств, завоевавших и подчинивших на какое-то время всю территорию его Я, оказалась надуманной, ложной. Эротическая окраска действительности поблекла, эмоции улеглись, обосновавшись в специально отведенном им уголке жизни и обозначенном понятиями супружества, брака.

— Значит, ты с этим завязал, — констатировала Нелли, — То есть хочешь сказать, что ни на кого, кроме твоей Ванды, у тебя просто не стоит?

Йохим не успел ответить.

— Ну что, флиртуете? — показался над палубой бронзовый торс Дани.

— Обсуждаем немецкую лингвистику, — огрызнулся Йохим.

— Сворачивайте научную дискуссию — перед вами остров «Монте-Кристо», то есть — «Сан-Остин-Браун».

Прямо по курсу, метрах в пятистах от них возвышался каменный берег, резко ограниченный с двух сторон, так что сразу было понятно, что это всего лишь небольшой кусок суши, хотя и монументальный. Огромный, плавающий в синеве торт из каменных слоистых глыб, украшенных пышно взбитым «кремом» цветущих бело-розовых кустов и деревьев, венчало оригинальное строение, как продолжавшие своими линиями естественные природные формы скалистого рельефа. Геометрические конструкции из стекла и металла, пронизывало солнце, стоящее за «спиной» дома. В небольшой глубокой бухточке покачивался на воде мощный катер авиационных очертаний, а на бетонном причале уже кто-то стоял, сигнализируя гостям взмахами рук.

— Вон твой мафиози уже заждался, пока вы там возились с мотором, съязвил Йохим. Яхта благополучно причалила и девушкам, помогая высадиться, протянул руку очень крепкий, коренастый мужчина, оказавшийся темным мулатом. Под тонким, журнально-элегантным летним костюмом угадывался прочный каркас мышц, молодое лицо с полу-европейскими чертами выражало приветствие.

— Малло, помощник и друг мсье Брауна, — представил Дани друзьям темнолицего крепыша.

— Шеф просил меня приветствовать вас и сообщить, что ждет вас ровно в семь часов к ужину. А пока — вы можете расположить в своих комнатах, сообщил Малло, провожая гостей по крутой каменной лестнице к дому.

В холле с квадратными колоннами и стенами из светлого ракушечника было сумрачно и прохладно. Бесшумно ступая по мягкому светлому ковру, компания поднялась на второй этаж, где от полукруглой открытой веранды, выходящей на южную сторону, расходились коридоры. По тонким колоннам балюстрады, поддерживающей стеклянный куполообразный потолок и витому металлическому парапету струились откуда-то сверху тяжелые лозы глициний, покрытые нежными сиреневыми соцветиями.

Малло распахнул две двери визави, находящиеся в самом начале коридора, предоставив гостям выбирать себе апартаменты и партнеров. Девушки свернули в комнату на солнечной стороне и оттуда сразу же послышался радостный визг. Стеклянная стена большой светло-бежевой гостиной, распахнутая настежь, представляла собой огромную картину, автором которой мог быть только какой-нибудь вконец измученный унылой зимой северянин. Теперь он, не сдерживаясь и отступая от всяческого правдоподобия позволят себе чрезмерность и слащавость, наваливая в изобилии все то, по чему истомилась его оккупированная холодом и мраком душа.