Бегущие по мирам

Та вместо ответа юркнула в темноту, а когда вернулась за стол, в руках у нее была тоненькая книжица или, может, тетрадка в пестрой обложке.

– Вот!

Девочка с почтением выложила тетрадку в пятно света. На ветхой обложке неслись куда-то фигуры в старинном платье, тщательно прорисованные карандашом. Крупные желтые буквы перечеркивали картинку поперек. «Comics», – прочитала Алёна, не веря своим глазам. Странновато написанная латинская «m» была больше похожа на «м», и в начале слова отчетливо читался какой-то сом.

– Комикс! Откуда?

– Осторожно! Осторожно бери, это такая вещь особенная! Мне от мамки досталась, а той от ее мамки. Теперь она моя, потому как вещь эта детская, со взрослыми не разговаривает. Вот он, сом, видишь? – Пальчик, едва касаясь замурзанной бумаги, обвел первые три буквы. – А рядом человечек, головка кругленькая.

Тайну «эс» и закорючки Алёна разъяснила уже сама. Вот оно, значит, как. Комикс. На английском. Она вгляделась в обложку и недоуменно вздернула брови. Тысяча восемьсот семьдесят второй год? Исключено! Не было комиксов в девятнадцатом веке! Некогда глянцевая, но порядком растерявшая лоск бумага показалась странной на ощупь, чем-то непривычной. И рисунок, виртуозно-точный, добротный рисунок с объемной растушевкой – так уже и не рисует никто. Вокруг, вписанная в фигурную рамку, вилась надпись. «Приключения пресветлой госпожи Аленны и ее верного стража», – перевела Алёна, отметив кучерявость шрифта и пару спеллинговых ошибок. Чудной какой-то английский...

Только это все не главное. Виньетки, ошибки, бумага... Господи, о чем она только думает? А главное вот что: сюда еще кто-то шляется. По крайней мере, шлялся. Кто-то приходил сюда с их стороны и снабдил бабушку Дейники этой библиографической диковиной – комиксом позапрошлого века.

– А откуда он взялся, не знаешь?

Простой вопрос глубоко поразил Дейнику.

– Чудная ты ведьма!

– Да я не ведьма, у меня просто...

– Заливай больше! Будто самой неведомо: кто ж знает, откуда магические вещи берутся. Они просто есть, а мы их находим, если повезет. Моему роду везло. – Крохотная девочка горделиво вытянулась на стульчике. – Мы много вещей находили. Только не осталось ничего. И никого, одни мы с мамкой, да шар ее, да вот это...

Она снова опустила плечи, стала прежней маленькой сиротой, трудно и одиноко живущей на окраине чужой деревни с истеричной ленивицей матерью. Лукавые сиротские глаза блеснули:

– Да я ведь и сама знаю, что ты не ведьма, а совсем-совсем другое. Знаю, кто ты есть. От сома. Да не тревожься, никому не скажу.

Алёна слушала вполуха, перелистывая хрусткие страницы. Большинство были желты и пусты, и казалось отчего-то, что так было не всегда. Взгляд еще угадывал, где лежали прежде линии рисунков. Но самих рисунков уже не было. Начали постепенно исчезать, и многие совсем исчезли, подтвердила Дейника. Были еще и подписи, но Дейника не могла их прочесть. Она вообще не умела читать, мать все ленилась выучить, но этого колдовского языка неведомо каких племен и времен не знала и мать. Алёна скрыла улыбку, склонившись над одним из уцелевших рисунков. Один среди безжизненных опустевших страниц, он был словно обрывок фразы, донесенный эхом из такой дали, что растерял по пути смысл. Две фигуры, мужская и женская, схоронясь среди кустов...

Нет, не может быть!

– Вот, – с гордостью сказала Дейника. – Сразу вас узнала.

Алёна смотрела и не верила своим глазам. Мужчина полуотвернувшись – лица почти не видно, короткие волосы топорщатся на затылке – сидел на корточках и держал в руках мясорубку, очень тщательно прорисованную, так что на ошибку рассчитывать не приходилось. Женщина, склонившаяся рядом, с тревогой оглядывалась через плечо. Тревога сильно меняла черты – Алёне редко приходилось видеть в зеркале подобное загнанное выражение, – но все же не настолько, чтобы сделать их неузнаваемыми. Несмотря на сложную прическу, несмотря на все художественные изыски, это было ее собственное лицо. Нарисованная Алёна в страхе смотрела с пожелтевшей от времени страницы на Алёну настоящую, Алёну остолбеневшую, Алёну, лишившуюся дара речи. Ни разу с того момента, как она нашла бабушкин кристалл, у нее не было такого головокружительно сильного чувства, что она угодила в зазеркалье.

– Видишь, и труба твоя гадальная, все как есть, – жарко шептала девочка, гордясь собой и своей магической «вещью». – А ты нам поможешь, госпожа? Скажешь, как сделать, чтобы мир не умирал? Ты и твой благородный страж, вы пришли спасти нас, правда?