Бегущие во мраке

– Ну да, – кивнул Рибикофф. – Как и мой друг, он забыл о том, что в жизни на самом деле важно. Дело не в том, чтобы быть популярным, или худым, или умным. Главное – помнить о своих близких. Забыл – считай, пропал.

Джессика еще раз бросила взгляд на фотографию и припомнила, как от ее отца, вернувшегося после гулянки, пахло духами, а на его воротничке алели следы губной помады. Если мама что-нибудь и замечала, то ничего ему не говорила. Наверное, она могла сохранить брак, только отказываясь считаться с очевидными фактами.

Когда Джессика была маленькой девочкой, она часто приходила к маме, садилась к ней на колени и вслух интересовалась, где папа. Напившись, он часто падал и расшибал себе колени, локти, голову… Джессика очень боялась, что однажды он убьется. Она еще не научилась его ненавидеть. Ей все казалось, что случится чудо и папа поправится, перестанет пить и будет таким же, как папы ее подружек, – нормальным папой, который не кричит, и не шатается, и не тратит всю зарплату на выпивку.

Так продолжалось, пока ей не исполнилось тринадцать. Тогда Джессика поняла, что отец никогда не изменится. По иронии судьбы, став взрослой, она сама стала утешением для матери. Они поменялись ролями: настал ее черед пичкать мать напрасными надеждами, свою уставшую, истерзанную жизнью мать. Наверное, чувство ненависти стало бы еще сильнее, если бы она не понимала, что отец мучается так же сильно, как и они, если бы не знала, что он и сам хотел бы бросить.

Отец проходил бесчисленные курсы лечения – месяц здесь, два месяца там, – но все равно каждый раз снова брался за бутылку. И с каждым разом мама уставала все больше, почти ничего не говорила. И только ради того, чтобы мать не хватил удар, Джессика стала врать более изобретательно, так изобретательно, что начала верить собственным россказням.

А через двенадцать лет после окончания колледжа Джессика пришла домой и увидела, что на автоответчике оставлено сообщение.

Звонили из больницы. В машину ее родителей – за рулем сидел отец – на железнодорожном переезде врезался поезд…

– У него были близкие друзья в прокуратуре? – спросил Рибикофф, возвращая Джессику к реальности.

– Кен Сойер.

– Юрист?

– Да.

– Он сейчас здесь?

– Должен быть.

– Попросишь его зайти?

– Конечно. – Она помедлила. – Можно вопрос?

– Давай.

– Думаешь, с Томом что-то случилось?

– Точно не знаю. Понимаю, что тебя такой ответ не устраивает, но сложно предугадать, чем это все закончится. Но чисто по-дружески скажу: похоже, да. Ты же говорила, что он очень пунктуален, а от него нет вестей вот уже полтора часа. Дома его нет. Конечно, это еще ничего не значит, но… – Его глаза были печальными, как никогда.

– Нам так и не удалось поужинать, – улыбнулась Джессика.

– Да. Столько дел было после того, как Люси…

Его жена скончалась от сердечного приступа в прошлом году. Джессика не раз обещала пригласить его к себе на ужин, но как-то не получалось.

– Я позвоню тебе на следующей неделе, Сэм. Определим день, я пойду на самый лучший рынок и куплю все, что полагается к жареному мясу. А потом мы спокойно поедим и поболтаем о чем-нибудь отвлеченном. – Она наклонилась вперед и потрепала его по плечу. – Пойду найду Кена Сойера.

Рибикофф улыбнулся:

– С нетерпением буду ждать ужина.

Два года назад…

Только вечером, перепечатывая последний документ, она окончательно решилась. Давно собиралась приехать к Питу и высказать ему все. Она знала, что там будет его любовница, но это только к лучшему – убьет двух зайцев сразу.

Осенний воздух был свеж, но вокруг стоял смог, и она не открывала окон. Радио работало почти на максимальной громкости. Рок-н-ролл. Она снова почувствовала себя девочкой-подростком, а ведь ей скоро сорок три.

Пита можно было понять: он менял устаревшую модель на новую. Так же, как он делал это с автомобилями. Пит преподавал английский в местном колледже.

Ему нравилось изображать романтическую личность, чувствительную ко всему на свете. Но, если разобраться, романтики и чувственности в нем было столько оке, сколько в адвокатах, на которых она работала. Но они, по крайней мере, этого не скрывали: мы бездушные сволочи и гордимся этим.