Меня быстро отвели в медпункт, тут же поставили на весы и сообщили, что я потерял полкило. Правила гласили:
Скинув только полкило, я был в норме, но я пока пробежал меньше трети пути. Теперь важно не довести себя до обезвоживания и питаться, чтобы не достичь критических показателей по весу и не подвергать себя риску «появления угрозы жизненно важным функциям». Что бы это ни значило, звучало оно как-то нехорошо.
После взвешивания я пошел в пункт первой помощи. По дороге люди похлопывали меня по спине и подбадривали, добавляя: «Отлично выглядишь!», «Счастливого пути!» или «Так держать!» В медпункте еще нескольким участникам осматривали ноги. Я поздоровался, мне кивнули в ответ, и я сел на стул с краю очереди. Это было хлипкое раскладное кресло, ничего особенного, но мне показалось, что я сел на мягкий кожаный диван.
– Как ваши ноги? – спросил волонтер.
– Даже не знаю, – сказал я, – очень мокрые, и я чувствую, что есть раздражение, особенно между пальцами.
Он опустился на колени.
– Давайте снимем обувь и посмотрим.
Волонтер снял с меня правую кроссовку и положил ее вверх подошвой, чтобы стекла вода. Белая вздувшаяся нога напоминала зефир, трещины и морщины шли по всей длине стопы. Полное ощущение, что нога мокла несколько часов. Между большим и указательным пальцами образовался пузырь величиной с желудь, там и болело больше всего.
В этот момент ко мне бросились родители.
– Привет, сынок, – сказал отец, – ну как ты?
Тут он увидел мою опухшую бесформенную стопу. Я поймал его обеспокоенный взгляд и ответил:
– Ничего, пока все очень даже неплохо.
Джим, так звали волонтера, продолжал внимательно осматривать стопу с разных сторон.
– Я проколю пузыри, чтобы они не мешали. Это не займет много времени, но будет немного больно.
– А как сделать, чтобы не слезла кожа? – спросил я.
– Хороший вопрос, – ответил он. – Как только я проколю пузыри, я склею оставшуюся кожу, а затем сверху наложу клейкую ленту, чтобы не натереть снова.
– Вы уверены, что это лучший вариант?
Джим кивнул:
– Поверьте мне, я делал это уже миллион раз.
Прежде чем я успел осознать, что происходит, он разорвал упаковку стерильного скальпеля и проколол мозоль на правой ноге. Тут же по стопе побежала струйка, и я почувствовал сильную боль. Я вздрогнул, сжал зубы и застонал. С верхней губы скатились несколько капель пота. Точно так же Джим проколол и второй пузырь. Закружилась голова, и меня затошнило.
И тут, к моему удивлению, он достал тюбик суперклея, стянул красный колпачок и вставил кончик тюбика мне в мозоль. Затем у него в руке оказался моток армированного скотча. Я окаменел. Он на самом деле собирался заклеить мне ногу суперклеем и скотчем, как дырку в какой-нибудь порванной надувной лодке!
Но все-таки мне было куда лучше, чем участнику, рухнувшему на соседнее кресло и сразу потерявшему сознание. Вокруг него тут же засуетились: ему держали голову и старались всячески уберечь от падения на пол. Одна из работниц медпункта, которая слушала стетоскопом этого товарища, позвала Джима:
– Доктор Уильямс, вы нужны нам здесь.
Он встал.
– Ну все, надевайте чистые носки и в путь. Было приятно познакомиться, – сказал он моим родителям, которые в состоянии транса стояли рядом, а затем обратился ко мне: – Увидимся в Оберне.
В 11:44 утра я официально покинул медпункт «Равнина Робинсон», планируемое время выхода, рассчитанное на двадцатичетырехчасовой график гонки, было 11:30. Хотя я уже начал сомневаться в том, что в указанное время доберусь до финиша, и теперь хотел хотя бы просто не развалиться по дороге. Я был двенадцатым, кто вышел с контрольного пункта.