Бегущий без сна. Откровения ультрамарафонца

После «Равнины Робинсон» тропа стала значительно шире, попадались даже длинные участки грунтовок. Чаще всего вдоль дороги росли высокие сосны, и земля была покрыта мягким и плотным слоем сосновых иголок – словно одеялом, предназначенным специально для мягкой посадки. Я заметил, что бегу не посередине, а либо по правой стороне дороги, либо по левой. Сначала я думал, что причина этому – хорошая амортизация при толчке по краям дороги, где слой иголок был толще. Потом до меня дошло, что становится все жарче, и я виляю с одного края дороги на другой, инстинктивно стараясь оставаться в тени высоких сосен.

Более умеренный рельеф позволил мне начать набирать скорость. Однако чем быстрее я бежал, тем больше потел, и к тому моменту, когда добрался до медпункта «Глубокий каньон» на отметке 35,8 мили (57,61 километра)[37], меня можно было выжимать. Я не стал там задерживаться надолго, наполнил водой бутылки, схватил горсть соленых крендельков – мне хотелось пробежать как можно больше, пока не началась настоящая жара.

Из «Глубокого каньона» путь был только один – вверх по склону с другой его стороны. Подъем был жестокий: жара постепенно, но беспощадно обволакивала меня, пот хлестал из каждой поры на теле, в душном стоячем воздухе было совершенно невозможно хоть чуть-чуть охладить организм.

Несколько раз по пути я замечал на земле необычные извилистые дорожки из брызг длиной от четырех до шести метров, как будто кто-то на бегу ополаскивал рот водой из бутылки и выплевывал ее. На такой жаре это было бессмысленно, лучше было сохранить воду, а не разбрызгивать ее на дорогу. На какое-то время меня это озадачило, но потом я догнал одного участника и понял, откуда берутся эти брызги. Скажем, это был такой способ экономить время: вместо того чтобы остановиться и облегчиться, как поступал я уже раз шесть, другие спортсмены просто мочились на ходу. Выглядели они при этом ужасно нелепо, но я вынужден был признать, что со своим старомодным подходом потерял на этом уже минут пять. Я решил взять этот метод на вооружение, но обнаружил, что без сноровки это не так-то просто, а такому никто не учил нас в отряде бойскаутов. Если смотреть так, чтобы контролировать процесс, то есть риск налететь на камни, которые в изобилии валялись на дороге. Поэтому смотреть нужно под ноги, а целиться – повинуясь инстинктам. Несколько раз у меня случился «фальстарт», как боязнь выхода на сцену, но потом я набил руку, если можно так выразиться.

Я двигался дальше. Под безжалостно палящим солнцем земля нагревалась, и наступать было неприятно. В медпункте «Пыльный угол» на шестьдесят четвертом километре у меня обнаружили первые тревожные признаки небольшого обезвоживания. Когда я заговорил с волонтером, который обтирал меня мокрой губкой, моя речь была довольно бессвязной. Волонтер подвел меня к ближайшему столу, где я тут же похватал всю соленую еду, которую увидел: чипсы, крендельки и арахис. Как только желудок наполнился, состояние стало более адекватным.

Я поблагодарил его, и моя речь… Ну, скажем так, ее уже можно было оценивать как небольшую победу в тяжелой войне. Несмотря на то что меня потряхивало, когда я покидал «Пыльный угол», я был полон решимости и даже начал петь:

«Сегодня на Солнце есть маленькое черное пятнышко… Но моя судьба – быть королем страданий»[38]. Почему-то в голове крутились эти строчки.

Дорога постепенно уходила вниз по склону, но теперь на ней хотя бы можно было найти немного тени и укрыться. На горизонте плотный слой мглы окутывал долину, прижимаясь к земле, насколько можно было охватить взглядом. В самом разгаре был мягкий летний день в предгорьях Сьерры. Когда я вбежал на КП «Последний шанс» – 43,3 мили (69 километров), – то и физически, и психологически чувствовал себя неплохо. Относительно графика я отставал примерно на полчаса. После «Пыльного угла» я пробился сквозь пелену в сознании и сейчас был на более высоком уровне.

В тот момент я оказался единственным участником забега на КП «Последний шанс», и это меня удивило. Впереди меня была по крайней мере сотня бегущих и где-то в два раза больше – позади. Но похоже, что все мы равномерно «размазались» по семидесятикилометровому отрезку пути. Я схватил еще горсть арахиса, пока волонтер наполнял бутылки водой. Это был молодой парень, думаю, не старше семнадцати, по имени Нейт. По крайней мере так было написано у него на татуировке.

– Ну, как дела? – спросил я.

– Нормально. Жарковато, – ответил он, навинчивая крышку на бутылку, – тебе лучше хорошенько запастись водой, до «Чертова Пальца» это сделать почти негде.

Чертов Палец – вершина в восьми километрах пути, на другой стороне каньона, который нужно пересечь.

– Слышно что-нибудь, как там?

– Отвратительно: ужасно жарко и ни ветерка. Хочешь намочить майку перед уходом?

Я снял майку и окунул ее в ведро с водой.

– Неплохо выглядишь, – сказал Нейт. – Некоторые, кто сюда прибегает, двигаются с трудом, думаю, они не дотянут до Оберна.

Я кивнул, будучи полностью уверенным, что довольно скоро мне станет еще хуже.

– Удачи, старик, – сказал он.