Многое здесь было прямой противоположностью Олд-Оркарду, словно проходишь сквозь зеркало. Мало видно старых женщин и совсем не видно толстых. Мало кто из женщин гуляет в купальных костюмах. Похоже, что униформой Бар-Харбора были теннисные костюмчики, белые туфли, поблекшие джинсы, рубашки-регби или матроски. Билли увидел совсем немного старых автомобилей и еще меньше машин американских марок. Большинство – «саабы», «вольво», «датсуны», «БМВ», «хонды». И на всех – непременно наклейки с дурацкими надписями. Были здесь и велосипедисты, лавировавшие среди толпы прохожих и машин на дорогих десятискоростных велосипедах. Как правило, они носили поляризованные темные очки и козырьки от солнца. В ушах маленькие наушники: с отсутствующими улыбками эти создания слушали кассеты на плейере «Сони». В гавани виднелся лес мачт, правда, не очень густой, окрашенный не в тусклые тона рыбацких лодок, а сверкавший белизной яхт, которые после празднования Дня труда отправлялись в сухие доки.
Публика, слоняющаяся по Бар-Харбору, была в основном молодая, сообразительная, модно либеральная и богатая. Ночи напролет они проводили на гулянках и вечеринках. Билли кое-как доехал до мотеля «Френчмен-Бэй» и до рассвета пролежал, слушая разноголосицу рока, доносившуюся из шести, а может быть, и восьми баров. В местной газете сводки об автомобильных авариях и нарушениях правил были впечатляющими и немного удручающими.
Билли подумал:
– Да, это удручает, – пробормотал он, и проходившая мимо пара с удивлением обернулась на него.
Да, они еще находились где-то тут. Мысль оказалась столь естественной, что он не удивился и особенно не возбудился. Он отставал от них на неделю. Теперь они могли находиться в Маритаймсе или двигаться дальше вдоль побережья. Их прежний распорядок предполагал, что к данному моменту они уже уехали. Бар-Харбор, разумеется, был неподходящим местом для пестрой толпы цыган, поскольку здесь даже сувенирные лавки выглядели дорогими.
Все верно. Кроме одного: они все еще находились здесь, и он это знал.
– Чую тебя, старик, – прошептал он.
Мысль на миг встревожила его. Он встал, выбросил остаток своего мороженого в мусорную корзину и отправился обратно к продавцу мороженого. Тот не слишком обрадовался, увидев, что Билли направляется к нему.
– Не могли бы вы мне помочь? – сказал Билли.
– Нет, уважаемый. Не думаю, – ответил торговец, и Билли заметил отвращение в его взгляде.
– Вас это может удивить. – Билли ощутил полное спокойствие и предрешенность. Не дежа-вю, а именно предрешенность. Продавец мороженого хотел отвернуться, но Билли удержал его взглядом. Он обнаружил в себе такую способность, словно сам начал обретать сверхъестественные способности. Он извлек фотографии, которые уже успели помяться и запачкаться, и разложил их, как карты, на прилавке будки мороженщика.
Продавец посмотрел на них, и Билли не удивился, что тот их сразу узнал. Удовольствия от этого не было – только смутный страх, который испытываешь, когда местный наркоз начинает проходить. В воздухе отчетливо пахло морской солью, и чайки кричали над гаванью.
– Вот этот тип, – сказал продавец мороженого, зачарованно уставившись на снимок Тадуза Лемке. – Этот… ну и кошмар.
– Они еще здесь?
– Здесь, – ответил продавец. – Думаю, что тут еще. Копы вытолкали их из города на второй же день, но им удалось арендовать место у фермера в Текноре. Это недалеко отсюда. Полицейские к ним прицепились из-за какой-то ерунды: разбитые задние фары и прочее. Они намек, видать, поняли.
– Благодарю вас. – Билли собрал фотографии.
– Еще мороженого хотите?
– Нет, спасибо. – Теперь страх стал вполне осознанным, но он был смешан с гневом, став обычным его настроением.
– Ну, тогда, может, пойдете своей дорогой, мистер? Вы бизнесу не способствуете.
– Да, полагаю, что не способствую.
Билли направился к своей машине. Усталость покинула его.