Бегущий человек. Худеющий (сборник)

Вместо этого его понесли туда, откуда он появился, через круг. Люди шарахались от него, падали со стульев и отползали прочь. Его пронесли между двумя пикапами, мимо фургона, из которого доносился звук телевизора с записью дружного смеха статистов.

Человек в жилетке что-то буркнул, Билли раскачали, как мешок зерна (с большим недовесом), и бросили. Он пролетел и со стуком упал на траву позади круга автомашин. Это оказалось куда больнее раны в ладони. Кости внутри него, как ему показалось, затрещали. Попытался тут же подняться и не смог. В глазах мелькали белые вспышки. Билли застонал.

Сэмюэл Лемке направился к нему. Красивое лицо парня было совершенно лишено какого-либо выражения. Он вынул из кармана джинсов какой-то предмет. Билли показалось – что-то вроде палки. Но предмет оказался гораздо меньше: когда Лемке раскрыл его, оказалось, что это бритва.

Он протянул к молодому цыгану окровавленную ладонь, и Лемке остановился в нерешительности. На его бесстрастном лице появилось выражение, которое Билли тотчас распознал. Знакомое ему выражение по собственной физиономии, когда в ванной смотрелся в зеркало. Страх.

Напарник что-то пробормотал ему.

Лемке несколько мгновений колебался, глядя вниз на Билли, затем сложил бритву. Он плюнул в сторону Билли. Оба повернулись и зашагали прочь.

Некоторое время Билли Халлек лежал на траве, пытаясь сообразить, что же произошло, упорядочить сумятицу в голове… Бесполезно в такой ситуации. Рука словно заговорила о том, что случилось: пошли пульсирующие удары боли. Он понял, что это только начало, боль станет скоро невыносимой. Если только они не вернутся и не прикончат его. Тогда всякая боль прекратится навсегда.

Мысль заставила его двигаться. Он перевалился набок, поджал колени к впадине живота. Несколько мгновений лежал, прижавшись щекой к утоптанной жесткой траве, пытался унять возникшее головокружение и тошноту. Когда чуть полегчало, поднялся на ноги и побрел вверх по холму, туда, где стоял его автомобиль. Пару раз Билли упал. Во второй раз решил, что ему не подняться. Однако каким-то образом снова встал: подстегнула мысль о Линде, безмятежно спящей в своей постели. Боль в ладони пульсировала сильнее, будто некая черная инфекция пожирала края раны, увеличивая ее, пробираясь дальше по руке к локтю.

Спустя вечность он добрался до арендованного «форда» и начал искать ключи. Они оказались в левом кармане, и пришлось добывать их правой рукой.

Когда машина завелась, некоторое время Билли приходил в себя. Левая рука лежала у него на колене, как подстреленная птица. Посмотрел на круг машин у костра, и вдруг в голове возникли слова некогда популярной песни о том, как цыганка танцевала у костра, как она была прекрасна и очаровывала.

Он поднес ладонь к глазам и сквозь дыру в ней увидел зеленый огонек на приборном щитке.

Была прекрасна и очаровала меня, подумал Билли и тронул с места автомобиль. Почти абстрактно подумал – сможет ли добраться до мотеля «Френчмен-Бэй»?

Каким-то образом добрался.

Глава двадцатая: 118

– Уильям? Что случилось?

Голос Джинелли, невнятный спросонок, готовый к раздраженной реплике, теперь зазвучал резко и встревоженно. Билли разыскал его домашний телефон в своей записной книжке под записью «Три брата». Набрал номер без особой надежды, даже уверенный в том, что за прошедшие годы он поменялся.

Левая ладонь, обернутая в платок, лежала на колене и напоминала ему нечто вроде радиостанции, передающей пятьдесят тысяч ватт боли. При малейшем движении агонизировала вся рука. Лоб Билли покрылся потом, перед глазами мелькали образы распятия.

– Прости, что звоню тебе домой, Ричард, – сказал он. – Да еще в такое позднее время.

– Хрен с ним. Что случилось?

– Ну… прежде всего мне прострелили ладонь… этим… – Он заворочался, и тотчас в руку стрельнула ошеломляющая боль. Билли стиснул зубы. – …Шариком от подшипника.

Молчание в трубке.

– Понимаю, как это звучит, но все правда. Женщина использовала рогатку.

– О Боже! Что… – В трубке слабо послышался женский голос. Джинелли коротко ответил ей по-итальянски и снова заговорил в трубку: – Это не шутка, Уильям? Какая-то сука прострелила тебе ладонь из рогатки?

– Я бы не стал звонить людям в… – он посмотрел на часы, снова испытав волну боли в руке… – в три часа, чтобы пошутить. Я сидел здесь уже часа три, пытаясь дождаться более цивилизованного часа, но уж очень больно… – Он коротко хохотнул: болезненный и беспомощный звук. – Очень больно.

– Это имеет отношение к тому разговору, когда ты звонил?

– Да.

– Цыгане?

– Да, Ричард.

– Ах вот оно что! Ладно. Обещаю тебе одну вещь. Больше они к тебе цепляться не будут.

– Ричард, я не могу пойти к доктору с этим, а боль… боль невыносимая. – Не то слово, подумал Халлек. – Не мог бы прислать мне что-нибудь? Может, «Федеральным экспрессом»? Что-нибудь болеутоляющее.

– Где ты находишься?