Бегущий в лабиринте

- Просто пойдем, - Томас свернул направо, вытягивая шею, чтобы посмотреть вверх на стену, ища среди толстых веток, пока не нашел место, где висел Алби, привязанный по рукам и ногам высоко над ними. Не говоря ни слова, Томас указал наверх, все еще не чувствуя облегчения. Он все еще был здесь и целый, но не подавал никаких признаков жизни.

Ньют наконец увидел друга, висящего на плюще, затем посмотрел на Томаса. Если раньше он и был в шоке, то сейчас он выглядел абсолютно озадаченным.

– Он…жив?

«Пожалуйста, пусть он таким будет», - думал Томас.

- Не знаю, был, когда я оставил его тут.

- Когда ты оставил… - Ньют покачал головой. – Ты и Минхо тащите свои задницы внутрь, проверьтесь у Медиков. Выглядите отвратительно. Мне нужна вся история, когда они закончат, и вы отдохнете.

Томас хотел подождать и убедиться, что с Алби все в порядке. Он начал говорить, но Минхо сгреб его за руку и потащил в Глэйд.

– Нам нужно выспаться. Их бинты. Сейчас.

Томас знал, что он прав. Он смягчился, посмотрев назад на Алби, затем последовал за Минхо подальше от Лабиринта.

Они вернулись в Глэйд, Усадьба казалась бесконечной, ряды Глэйдеров были по обе стороны от них. Их лица выражали абсолютный трепет, как будто они видели двух призраков, гуляющих по кладбищу. Томас знал, что это было потому, что они совершили что-то невероятное, чего не случалось прежде, но его все равно смущало такое внимание.

Он практически остановился, заметив впереди Галли со скрещенными руками и пристально смотрящим на него, но все-таки продолжил идти. Это потребовало всего его сил, но он посмотрел прямо в глаза Галли, не прерывая контакта. Когда ему оставалась всего пара метров, тот опустил взгляд в землю.

Томаса почти обеспокоило, насколько приятное это оказалось ощущение. Почти.

Следующие несколько минут были как в тумане. В Усадьбу их сопровождали пара Медиков, лестница, быстрый взгляд через едва приоткрытую дверь на кого-то, кто пытался накормить коматозную девочку в постели – у него появилось невероятное сильное желание пойти и посмотреть, как она, проверить комнату, кровать, воду, бинты. Боль. Наконец его оставили одного, его голова покоилась на самой мягкой в мире подушке, насколько он мог вспомнить со своей ограниченной памятью.

Но пока он засыпал, его не покидали две мысли. Первая касалась слова, которое было написано на туловищах обоих жуков-стригунов – ПОРОК – это снова и снова вертелось в его мозгу. Вторая мысль была о девочке.

Несколько часов спустя – или дней, как ему показалось – пришел Чак и стал трясти его, чтобы разбудить. Томасу понадобилось несколько секунд, чтобы подняться и посмотреть. Он сфокусировался на Чаке и зарычал.

– Дай мне поспать, шэнк.

- Я подумал, ты захочешь знать.

Томас потер глаза и зевнул.

– Что знать? – Он снова посмотрел на Чака, сбитый с толку его большой улыбкой.

- Он жив, - сказал тот. – Алби в порядке, Серум сработал.

Сонливость как рукой сняло, Томас почувствовал облегчение – это удивило его, насколько приятной оказалась эта информация. Но следующие слова Чака все испортили.

- Теперь у него началось Изменение.

Словно в подтверждение слов душераздирающий крик раздался из одной из комнат в коридоре.

23

Томас был сильно удивлен по поводу Алби. Казалось такой победой спасти его жизнь, вернуть его из ночи в Лабиринте. Но стоило ли оно того? Сейчас мальчик страдал от дикой боли, проходя через то же самое, через что проходил Бен. А что, если он станет таким же психом как Бен? Тревожные мысли не оставляли его.

Сумерки сгущались над Глэйдом, но крики Алби продолжали резать воздух. Было невозможно куда-то деться от них, даже когда Томас наконец убедил Медиков отпустить его – усталого, больного, перевязанного бинтами, но слишком уставшего от мучительных воплей их лидера. Ньют был непреклонен в своем нежелании пустить Томаса посмотреть на человека, ради которого рисковал жизнью.

«Станет только хуже», - сказал он твердо.

Томас был слишком утомлен, чтобы спорить. Он даже не представлял, что можно испытывать настолько сильную усталость, даже спустя несколько часов сна. У него слишком сильно все болело, чтобы что-то делать, поэтому он провел большую часть дня на окраинах Каторги, предаваясь отчаянию. Восторг его спасения быстро померк, оставляя его наедине с болью и мыслями о его новой жизни в Глэйде. Болел каждый мускул, порезы и синяки покрывали его тело с головы до ног. Но даже это было не столь плохо, как эмоциональный груз от всего, что произошло с ним прошлой ночью. Казалось, будто все реалии жизни в этом месте наконец достигли его сознания, как окончательный диагноз рака.

«Как вообще кто-то может быть счастлив, ведя подобную жизнь?» - думал он. Затем: «Как кто-то мог оказаться настолько злым, чтобы сделать это с нами?» Сейчас он как никогда понимал желание Глэйдеров найти выход из Лабиринта. И дело было даже не в желании сбежать. Впервые он ощутил жажду мести по отношению к тем, кто был ответственен за то, что он оказался здесь.