Мои раздумья по этому поводу прервались появлением Калеба в дверях. Он загородил собой весь проем и выглядел очень эффектно — в том самом костюме, в котором был в «Кентербери» несколько дней назад. Взгляд, которым он смотрел на меня, можно было назвать задумчивым, а можно и недовольным — иногда трудно было понять моего хмурого шотландца.
Однако вопрос прежний: что он здесь делает?
Он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь. Затем повернул замок.
Я вскочила на ноги с тяжело бьющимся сердцем:
— Что ты здесь делаешь?
Калеб пересек комнату и остановился напротив меня у стола:
— Нам надо поговорить.
От его тона у меня все внутри оборвалось.
— Я думала, ты занят решением вопроса, что делать с твоим непутевым коллегой.
— Да, этим тоже. Но на этот счет не волнуйся, — он усмехнулся какой-то вымученной улыбкой и начал обходить мой стол.
Я отступила назад, но споткнулась о стул и остановилась. А он подошел вплотную и присел на крышку стола. Наши лица теперь были на одном уровне, и волна знакомого парфюма вызвала во мне прилив бешеного желания.
Я действительно стала зависимой от него, как от наркотика.
Тем не менее он смотрел на меня не так, как смотрит мужчина, желающий соблазнить женщину прямо в ее офисе. Это меня порадовало: такое непрофессиональное поведение могли бы себе позволить мои родители, но не я.
— Так говори, — я скрестила руки на груди, делая вид, что меня не волнует его близость.
Калеб продолжал молча разглядывать меня, так что я в конце концов начала нервничать, и тогда он сказал:
— Иногда в моей работе честность — это роскошь, которую я не могу себе позволить. Тогда я стараюсь говорить уклончиво, чтобы не врать, но бывает, что все-таки приходится и врать ради блага компании.
Неожиданное начало.
— И?
Его льдисто-голубые глаза смотрели на меня остро и пристально:
— Но мне это не нравится. Даже если эта ложь безобидная и никому не вредит. Вчера вечером ты сказала, мол, у всех есть недостатки. И у
Я фыркнула:
— О да, я это знаю, поверь.
— Я тоже могу признать свои недостатки. Но не считаю недостатком честность. Хотя иногда мне говорят, что я бываю честным до неприличия.
Полностью согласна.
— Ты иногда бываешь чересчур прямолинейным.
— Да… — на секунду он замешкался, а потом вздохнул: — Я никогда не был с женщиной достаточно долго, чтобы возникла проблема честности. Обычно я с самого начала обозначаю, что наши отношения — это просто секс. Мы занимаемся сексом, потом один из нас уходит домой, и все, конец истории.
Острая вспышка ревности обожгла мне грудь. Мне физически больно было представить Калеба с другими женщинами.
Замечательно.
— Ты это мне зачем рассказываешь?
Его лицо чуть смягчилось:
— Мы же договаривались, что это просто секс.
Я кивнула, не желая откровенно врать ему.
— И еще не так давно мы терпеть друг друга не могли.
К чему он вел этот разговор, я не понимала, но хотела, чтобы он побыстрее закончился. Я чувствовала, что сейчас он снова сделает мне больно.
— Калеб, если ты о вчерашнем вечере и о том, что Патрис рассказала обо мне…
— Ты мне нравишься, — перебил он меня.
Слова были хорошие, но рявкнул он довольно неласково.
Что-то похожее на надежду начало цветком распускаться внутри меня. И я жутко смутилась: с каких это пор я стала связывать с мужчиной какие-то надежды?
— В тебе много хорошего, Эва. И сейчас я понимаю, что ты совсем не такая, какой я тебя раньше представлял.
Я улыбнулась:
— Наверно, спасибо.
Калеб не улыбнулся:
— Надеюсь, я тебе тоже немножко нравлюсь?
Если он мог быть честным, то и я могла:
— Нравишься.
— Но все равно это просто секс.
Его слова срезали мою надежду под корень, и я изо всех сил попыталась скрыть свое разочарование:
— Я… и не говорила, что это не так.
— Вчера вечером я отправил тебя домой, хотя желал бы видеть в своей кровати. Но я переживал, что мы пересекли границу дозволенного.
— Я тоже об этом беспокоилась. Но никогда не думала, что между нами что-то изменилось.
— Я рад. Тогда вот что, Эва… Ты мне не просто нравишься — мне хорошо с тобой. И я хотел бы, чтобы это продолжалось всю неделю, пока я здесь. Но при этом я немного опасаюсь, что если мы будем разговаривать и вести себя друг с другом откровенно, то ты можешь неверно понять мои намерения и истолковать их так, что я тебе даю какие-то надежды.
На меня снизошло озарение, и я уточнила:
— Ты хочешь, чтобы мы открыто наслаждались друг другом, но при этом четко понимали, что ничего серьезного не планируется?
— Вот именно, — он встал со стола, и я вынуждена была запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в глаза. — Я не люблю всякие игры и манипуляции. Мне не нравится заставлять женщину гадать, что у меня на уме. Поэтому я прямо обо всем говорю. И даже если бы нас не разделял океан, я не создан для отношений. Я это точно знаю. Но ты мне по-настоящему нравишься, и я был бы не против, чтобы мы подружились. Если ты не против. И если мы оба понимаем, что к чему.