Знаешь, что он ответил мне, когда я спросила его, зачем он был со мной, если любил Джем все это время? Он сказал, что хотел меня еще с тех пор, как был возбужденным подростком, — злость охватила меня при этом воспоминании. — Что я была такой красивой, что он не мог не хотеть меня. Что, возможно, он всегда будет хотеть меня в этом смысле. Но на том его интерес ко мне и заканчивался. Хорошенькое личико — вот все, чем я была для него. Он сказал, что я скучная и зажатая, слишком беспокоюсь о том, как выгляжу и какое впечатление произвожу. Джем не такая. Она не тщеславная. Она теплая, так он сказал. И если моя красота увянет, то Джем будет прекрасна всегда — внутренней красотой.
Я замолчала, и в комнате повисла гнетущая тишина.
В этой тишине я ясно чувствовала негодование Калеба, и от этого становилось легче.
— А теперь хочешь узнать самое печальное? Я поверила ему. Наверно, я и правда слишком беспокоилась о внешнем виде и мнении окружающих. Неудивительно, если единственный комплимент, который я когда-либо слышала от родителей, касался моей внешности. Получалось, что это единственное мое хорошее качество…
В общем, я чуть с ума не сошла в тот период. И мне понадобилось очень много времени и работы над собой, чтобы понять, что Ник был неправ. У меня есть недостатки, но не эти. Просто он не хотел выглядеть
Когда Калеб заговорил, голос его звучал сердито:
— Так ты летала на похороны Джем.
Я прерывисто вздохнула:
— Все наши старые друзья смотрели на меня с презрением, шепчась за моей спиной о том, что как это, мол, я осмелилась приехать. Это само по себе было достаточно тяжело, но Ник решил унизить меня еще больше, направив на меня весь свой гнев и боль.
— Что он сделал?
— Я заворачивала за угол в их доме и случайно наткнулась на него. А он нес поднос с напитками, и все это пролилось на кремовый ковер. И тут его прорвало. Он стал орать, мол, что я здесь делаю? Джем умерла, думая, что сама во всем виновата. Что она себя так и не простила, хотя это была не только ее вина. Он орал, что мы тоже виноваты. Но я не захотела переступить через то, что случилось. Не смогла ее простить. Потому что была переполнена ненавистью и жалостью к себе. «А теперь, — сказал он, — живи, зная, что я никогда не прощу тебя».
Калеб тоже сел на кровати и горящими глазами уставился на меня:
— Надеюсь, ты не проглотила это дерьмо?
Я фыркнула:
— Нет, конечно. Но все остальные — да. Меня чуть на вилах из дома не вынесли, а мои родители только стояли и смущенно хлопали глазами, даже не пытаясь встать на мою защиту. Но сейчас я уже не та девочка, Калеб. Да, я чувствую вину за то, что она умерла без моего прощения. Потому что я могла бы ее простить, зная о том, что она чувствует себя ответственной за то, что разрушила будущее, которое я планировала. Но он? Ни разу он не признал, что виноват. Он все время выкручивался, пытаясь подставить меня. Он трус! — я в недоумении покачала головой. — Когда я оглядываюсь назад, то не понимаю, как я могла не замечать, какой он гнилой внутри.
Калеб протянул ко мне руку и, скользнув под волосы, обхватил своей большой теплой ладонью мою шею. Мы смотрели друг другу глаза в глаза.
— Не бери в голову. Люди сложные существа, и иногда их трудно вот так сразу раскусить. Ты не первая, кто ошибся. И честно говоря, Эва, когда вы с Ником начали встречаться, он был еще мальчиком. В юности большинство людей еще чистые и хорошие. Это потом, по разным причинам, они превращаются в эгоистичных и подлых тварей. Поэтому не суди себя слишком строго.
Я молча кивнула в ответ и, чтобы заново не разрыдаться, спросила его с иронической усмешкой:
— Ну что, все еще не жалеешь, что попросил рассказать?
— Не жалею, — ответил он твердо. — Потому что теперь, зная факты, могу тебе сказать, что думаю, что вам с Ником надо поговорить.
От шока я буквально подпрыгнула на кровати:
— Как ты можешь мне это предлагать?! Видишь это? — я потянулась к прикроватной тумбочке и достала из ящика, где хранила свои украшения, бриллиантовый теннисный браслет. —
Калеб мрачно посмотрел на браслет, но когда перевел глаза на меня, они потеплели: