Бей или беги

— Эва, ты должна рассказать ему все то, что рассказала мне. Даже если он приехал извиниться, он должен знать, что тебе плевать на то, что он думает. Что ты знаешь, кто виноват, и что он может не прощать тебя сколько влезет, потому что для тебя он — не более чем воспоминание, причем настолько незначительное, что смешно и говорить о прощении.

У меня дух захватило от уверенности, с которой Калеб это сказал. А ведь он был прав! Ник должен узнать, что больше не имеет власти надо мной. Я медленно кивнула:

— Ты прав. Ты абсолютно прав.

Я схватила его руку и поцеловала в знак благодарности. Он был так добр, щедр, так внимательно слушал меня и не осуждал. Но я вдруг вспомнила о его семье и подумала, насколько сумасшедшей, наверно, он считал мою. Слова вырвались у меня прежде, чем я успела прикусить язык:

— Ты, наверно, считаешь мою семью ненормальной? У тебя-то семья идеальная.

Глаза Калеба подернулись грустью:

— Не бывает идеальных семей, Эва.

Я застыла, понимая, что грусть в глаза Калеба адресована не мне, а… о господи!

— Калеб?

Он покачал головой:

— Неважно. Что там насчет завтрака?

Но я не отпускала его руку.

— Что случилось у тебя в семье? — он все еще не решался, и я поднажала: — После того, что я рассказала тебе, ты должен был понять, что можешь рассказать мне все. Друзья ничего не скрывают друг от друга.

— Это печальная история, — Калеб избегал смотреть мне в глаза, и мое сердце забилось чаще.

— Что случилось с тобой, Калеб?

— Не со мной, — он покачал головой. — То есть и со мной. Со всеми нами, — наконец он поднял на меня глаза, полные такого горя, что я невольно сжала его руку крепче. — Куинн, мой брат, которого я упоминал…

— Что?

— Погиб, Эва. Когда ему было восемнадцать. Он заканчивал школу. Врезался на машине.

Я хотела крепко его обнять, но интуитивно почувствовала, что такое физическое проявление сочувствия будет сейчас неуместным.

— Мне так жаль, Калеб.

— Да… — он осторожно высвободил свою руку из моей и провел по своим коротким волосам, взъерошив их.

Я не знала, что еще тут можно сказать. Очевидно, что мыслями Калеб сейчас был далеко отсюда. У него часто был такой вид и какая-то горечь во взгляде, голосе, поведении. Только теперь я поняла ее истоки — это была скорбь по брату…

Однако надо было его отвлечь, и я радикально сменила тему:

— Что ж, спасибо за совет относительно Ника. Блинчики? — предложила я бодрым голосом, откинула одеяло, выпрыгнула из постели и пошла к шкафу, чтобы взять чистое белье, чувствуя его пристальный взгляд на своем обнаженном теле.

— Если бы за хороший совет полагался приз, я бы имел право его выбрать? — спросил он с явным облегчением в голосе.

Я обернулась через плечо, надевая трусики:

— Конечно.

Его глаза заблестели:

— Тогда снимай эту тряпку, Эва, и давай обратно в постель.

Я затрепетала под его взглядом, обещающим неземное блаженство. Соблазнительными движениями спуская кружевные трусики с бедер, я сказала:

— Ты знаешь, твой совет был таким хорошим, что я думаю, он заслуживает двойного приза — и оргазма, и блинчиков.

Я изящно отбросила трусики ногой в сторону и по-кошачьи, на четвереньках, забралась на кровать, подкрадываясь к нему.

Калеб улыбнулся:

— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, как хорошо с тобой дружить, мисс Бриворт?

Я самоуверенно изогнула бровь:

— Не просто хорошо — фантастически! Ты сейчас в этом убедишься, мистер Скотт.

Его ответный смех был прерван моим поцелуем, и наше грустное прошлое было на время забыто.

Глава семнадцатая

Я немного удивлен тем, что ты согласилась со мной встретиться. Но рад, — сказал Ник, как только Пол привел его в мою комнату.

Я кивнула Полу в знак благодарности, и он тут же исчез. Встав с кресла, я показала Нику на стул перед моим столом.

Он сел и с любопытством огляделся. В субботу вечером я не заметила, что Ник похудел. Теперь скулы резко выделялись на его когда-то мальчишеском лице. Когда мы учились в школе, все девочки хотели встречаться с Ником, потому что он был необыкновенно хорош: черные волосы, выразительные карие глаза, оливковая кожа. Высокий — почти как Калеб, — Ник был гибким и жилистым. Когда он шел навстречу мне по школьному коридору своей ленивой самоуверенной походкой, я мысленно таяла и по-детски легкомысленно радовалась тому, что Ник выбрал меня, что он меня любит.

Но он не любил меня. Он просто меня хотел — в грубом, примитивном смысле.

Только гораздо позже, оглядываясь назад, я вспомнила, что все его комплименты касались исключительно моего лица и фигуры. Он никогда не говорил, что я умная, забавная или добрая. Зато часто шептал на ухо, какая я красивая и сексапильная, как ему нравятся мои глаза, улыбка, ноги и задница.

Так что все было прозрачно, и только я ничего не замечала, мечтая о настоящих отношениях, полных любви и нежности.

Кстати, вот еще одно доказательство того, что между мной и Калебом только секс: Калеб тоже хвалит только мое тело и мою способность заводить его тело. Но он, по крайней мере, честен в этом, что делает его в сотню раз лучше моего бывшего жениха, сидящего сейчас передо мной.