Бей или умри

А потом мы долго валялись в гнезде из нежных, воздушных покрывал – в обнимку, потому что никак нельзя было оторваться друг от друга. Тело почему-то ломило… хотя чего удивительного, обычные люди не приспособлены, чтобы так гнуться. Выше локтя у меня виднелся чёткий отпечаток руки.

Я не удержалась и фыркнула:

– Кто-то, кажется, жаловался на слабость.

– А кто-то царапался, как фаркан, – передразнил меня Тейт и снова поцеловал в висок, тепло и разморенно. – А ты заметила, кстати? Резонанс.

Думать мне было отчаянно лень. Вот водить пальцами ему по плечу…

– Что резонанс?

– Его не было. В смысле, сейчас.

И всё-таки есть привычки, которые неискоренимы. Например, шевелить мозгами. Ты уговариваешь себя расслабиться, отключиться, но куда там.

– Так, – пробормотала я, не без труда принимая сидячее положение, и закуталась в одно из покрывал – не от холода, а потому что производить детективные изыскания голышом было как-то глупо. – Немного неправильно формулируешь. Резонанс определённо произошёл, но вот вопрос – когда? И почему сейчас не было никаких побочных эффектов? – Я задумалась, прокручивая в памяти последние дни. – Похоже, что исчез какой-то сбой во взаимной настойке, то, что мешало изначально. А вообще когда ты в последний раз чувствовал эхо резонанса, ну, неприятное возрастающее напряжение между нами? Мне вот вспоминается что-то такое только во время поединка с Соулом. Потом мы несколько раз объединяли силы, но никакого «маятника» не было.

– Маятника? – теперь переспросил уже Тейт. Я молча скинула ему ментальный образ. – А-а, отдача. Ну да, наверное. Тогда, наверное, это и случилось в последний раз. Потом я сбежал, и ты меня догнала… Может, мы бы раньше поняли, но нас же вдвоём не оставляли.

Лицо у меня вспыхнуло, дыхание перехватило. Я машинально облизнула губы, искусанные и гудящие. Никогда не имела привычки жалеть об упущенных возможностях, но тут… Сколько мы потеряли, месяц?

Кажется, балбес здесь не только рыжий.

– Ты совсем ничего не чувствовал тогда?

Тейт растянулся на покрывалах, прикрывая глаза.

– Ну-у… Огонь. Если подумать, то по-настоящему он стал меня слушаться с тех пор, как ты меня догнала. Помнишь, в клане свободных мы сражались вдвоём? Вот тогда ещё что-то мерещилось, но не резонанс, а как будто я пытаюсь из вот такой чаши, – и он развёл руками, – по капле отмерить, сколько надо. А оно то переливается, то недоливается.

Я помолчала.

– А теперь?

Он повернул голову и уставился на меня тёмными-тёмными глазищами. Так, что снова жаром обдало.

– Ну я же рассказывал, Трикси. Про сон. Я понял, что я настоящий – и есть огонь.

Была б у меня подушка, я бы его стукнула, честное слово.

– А раньше, когда я тебе то же самое говорила, до тебя не доходило?

Он засмеялся – и опять сграбастал меня в объятья, перекатываясь по покрывалам.

…Наверное, мы бы долго ещё так барахтались – то говорили, то целовались, то дремали в обнимку. Лично я готова была оттянуть возвращение в реальный мир на маленькую вечность, но, увы, медовый месяц пришлось прервать по самой прозаической причине.

Тейт проголодался.

Ну, что ж, следовало этого ожидать: любой огонь требует пищи.

Глава 24 Проявление любви

Великий свет, который рано или поздно развеивает любую тьму – ту, что рождается из непонимания, ненависти, жестокости и алчности. Этот свет исходит из сердца – и достигает сердца, а для глаз незрим.

Из свитка «Загадки Лагона»

Возвращение из подземных чертогов Оро-Ича было сродни маленькой смерти и рождению заново. Для Тейта – в более буквальном смысле, для меня – в переносном; Тейт двигался осторожно, неловко даже, точно привыкал к собственному телу, а я… я только начинала осознавать, что самое страшное позади. Казалось, что вот-вот разверзнутся каменные своды, и на наши головы обрушатся бедствия, мыслимые и немыслимые.

Такова человеческая природа: мы можем приспособиться к воистину кошмарным условиям, но потом едва ли в состоянии сразу вернуться к нормальной жизни.

Обиталище Оро-Ича выводило нас вверх по расширяющейся спирали, приучая заново к внешнему миру: к вкусу воздуха, к запахам и звукам. На одном из витков мягкое рассеянное освещение сменилось дневным, на другом – комфортная, стерильная прохлада уступила душноватой летней жаре. В такие моменты мы немного притормаживали, свыкаясь с изменившимися условиями. Особенно долгая остановка была где-то ближе к концу пути, когда в большой пещере, немного похожей на мастерскую Ригуми Шаа, Тейт почуял запах еды и, как зачарованный, порысил к потайной нише в стене.

Судя по аппетиту, на здоровье он не жаловался.