Читаем Бейкер-стрит на Петроградской полностью

Жизнь в лесу была тяжелой. Телевизионные администраторы еще не нюхали кинопроизводства. Оператор Слава Виноградов (впоследствии выдающийся режиссер-документалист и историк нашей эпохи) ехидничал и капризничал — уже тогда ему не нравилось работать в так называемом художественном кино. Всю эту суету и возню он называл странным фельдшерским словом «реваноль».

Убийство лося, тушу которого мы должны были снимать, навсегда отвратило меня от любой охотничьей романтики.

Картину сдавали в суматохе 31 декабря, но не сдали.

Номенклатурный директор, поставленный во главе ленинградского телевидения вместо Бориса Фирсова, некто товарищ Марков, орал не своим голосом: «Это фильм о рабочем классе?!»

Увы, можно было обижаться на хамский тон, но сам вопрос был задан небезосновательно. Никто не мог бы сказать, что это фильм о рабочем классе. Это был фильм об одиноком и больном человеке.

Лида Алешина, которая пообещала ему «фильм о рабочем», почуяв беду, незадолго до сдачи ушла в отпуск. Исчезла, не сказав никому ни слова. Другие молчали. Аморальность и беззаконие, которые теперь правили бал на телевизионной студии, до неузнаваемости изменили тип поведения в подобных ситуациях. Мои бывшие товарищи по литдрамредакции отводили глаза...

А на «Ленфильме» царил такой же «ледниковый период», новостей для меня не было никаких. И то хорошо, что я был чем-то занят, выдумывал, снимал, монтировал... и, слава богу, получал зарплату.

Марков дал «Лету в Бережках» третью категорию. Вскоре его сняли с работы. Кадровая чехарда была особенностью периода застоя.

ЧЁРНЫЕ БУРИ

Мечта о политическом кино начинает сбываться. - У Черниченко на Воробьевых горах. - При Брежневе нам «Целину» не освоить. - Я становлюсь под знамена мелкотемья.


Насмотревшись на режиссёрских курсах иностранного кино, я душой более всего прикипел к американским политическим остросюжетным фильмам. «Мистер Смит едет в Вашингтон» Фрэнка Капры, «Кандидат» Майкла Ричи, «Правящий класс» Уильяма Медока — фильмы, вызвавшие не только мое восхищение, но и страстное желание работать в этом жанре. Видимо, журналистская закваска хрущевских времен еще не выветрилась из головы.

И тут удача!

Заместитель директора «Ленфильма» Игорь Каракоз — мой товарищ по университету и по работе на телевидении — неожиданно вызвал меня к себе в кабинет.

— Вот прочти... — он протянул мне толстую папку с надписью «Целина». — Только что вернули из Госкино...

— Зачем же читать, если вернули?

— Со сценарием работал Резо Эсадзе... Они ему не доверяют.

— А мне разве доверяют?

— Тебя они мало знают. Ты «детский» режиссёр. Прочти... Попробуем сделать ещё один заход... Это Головань тебя придумала.

— А кто автор?

— В «Новом мире» печатается... «Русский хлеб» читал?

— Черниченко?! — изумился я.

Ленинградская очеркистка Ирина Павловна Головань была человеком известным и уважаемым в городе на Неве. Почти тридцать лет она проработала главным редактором киностудии «Ленфильм» — до Хрущёва, при Хрущёве, после Хрущёва, но уже недолго. Мужественно отстаивала либеральные позиции ленинградской интеллигенции, которую постоянно упрекали если не во враждебности, то в мелкотемье.

«Мелкотемье» было клеймом и знаменем нашей студии!

И тут вдруг такой замах! Политическое кино — моя мечта времён режиссёрских курсов начала сбываться.

* * *

Ещё в середине 1950-х, окончив Московский университет, мой ровесник, молодой журналист Юрий Черниченко отправился на целину. И в сценарии он со всей возможной откровенностью и беспощадностью описывал обстоятельства освоения этой целины: писал о человеческих потерях, о пресловутых «чёрных бурях», когда земля вставала стеной и улетала за сотни километров. Жёсткий, правдивый сценарий о гиганской авантюре в государственном масштабе. Это была смелая политическая позиция.

Я поехал в Москву.

Юрий Дмитриевич жил на Воробьёвых горах в небольшой квартирке в блочном доме. Курить и обсуждать сценарий мы ходили на проспект Косыгина мимо жилых правительственных коттеджей, вниз асфальтовыми дорожками к Москве-реке.

Он часто раскланивался с местными знакомыми. Те выгуливали породистых собак. Запомнился академик-химик, нобелевский лауреат Николай Николаевич Семёнов, выводивший английского сеттера.

Если мы встречали его утром, он говорил:

— Идём читать утренние газеты... (Имелось в виду обнюхивание всех углов.)

Если мы встречали их вечером, он с серьёзным видом сообщал:

— Идём читать «Вечернюю Москву»...

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное