Бекболат

Под прикрытием темной ночи отряд двинулся в путь. Надолго покидал Бекболат свои родные края.

ПОБЕГ

Кабанбек готовился к свадебному тою. Готовился и уздень Камай, отец Салимат.

За последние дни Камай неузнаваемо преобразился: ходил теперь не в старой, затасканной черкеске, а в новом сером шепкене, в барашковой шапке с мелким завитком. Пусть знают аульчане, что он теперь не просто уздень, а тесть самого Кабанбека!

Камай заказал у искусного мастера для Салимат золотое кольцо: не за батрака единственную дочь отдает, а за главного муртазака!

И все было бы хорошо, только смущало Камая поведение дочери. Нет, она не плакала, не умоляла его не отдавать ее замуж за Кабанбека. Она молчала. Что у нее на уме?

Камай попросил жену поговорить с дочерью и все выведать. Но Салимат молчала, словно на три замка замкнула рот.

Внешне Салимат была спокойна, хотя и очень изменилась за последние дни. Под глазами легли фиолетовые тени. Да и сами глаза поблекли, погас в них лучистый свет. Побледнело лицо. Но все так же аккуратно были заплетены длинные косы, все так же чисто и опрятно было платье, туго охватывающее девичью талию. Все так же помогала матери по дому — стирала, пряла, шила. Но по выражению глаз, по напряженной складке между крылатых бровей, по крепко сжатым губам нельзя было не догадаться, что девушка на что-то решилась — твердо, непоколебимо.

В одну из ночей кто-то тихонько постучал в окно ее комнатки. Салимат вскочила с постели, накинула на плечи теплую шаль, на цыпочках вышла в сени; сердце подсказывало ей: кто-то пришел с вестью от Бекболата.

И она не ошиблась. Это был Батырбек.

— Салимат, это я! — сказал он.

Девушка осторожно отодвинула засов и увидела гонца Бекболата в лохматой бараньей шапке, в черкеске, с камой на поясе, за плечом висел карабин. Где-то за забором отфыркивался и звякал удилами его конь.

— Салимат, — торопливо заговорил Батырбек. — Бекболат просил тебя как можно дольше оттянуть свадебный той. Мы… наш отряд идет на соединение с балаховцами. И мы скоро будем здесь… Придумай что-нибудь. Может, «захвораешь» или еще что. Но не сдавайся пока. Болат очень просил… Понимаешь?

— Спасибо, Батырбек, — с трудом сдерживая волнение, выдохнула Салимат. — Ты такой же хороший, добрый джигит, как Болат.

— Ну что ты! — смущенно воскликнул Батырбек. — До Болата мне далеко. Посмотрела бы, как он рубится в бою… Ох и отчаянная голова!

— Попроси его, чтобы поберег себя… Скажи, что я очень, очень жду его. Постараюсь сделать, о чем он просил…

Бос-ай истекал. Приближался Курман-ай, а с ним и день свадьбы. А невеста вдруг захворала, слегла в постель. Три раза в день к ней приходила знахарка бабушка Картабай, выгоняла молитвами и заклинаниями из больной джиннов — злых духов, одолевших девушку.

Но здоровье Салимат не улучшалось. Кабанбек гневился на знахарку:

— Видно, плохо стараешься! Уже десяток гусей тебе передал, а что проку?

Бабушка Картабай, как могла, объясняла почтенному баю, что, мол, злые духи пробрались в самое сердце девушки и скоро их оттуда не прогонишь.

— Ну, ну, старайся! — немного смягчившись, говорил жених. — Получишь барашка… Двух дам, трех… Десяток сам пригоню тебе во двор, только поставь на ноги Салимат.

— И день и ночь буду просить аллаха!..

Спустя несколько дней бабушка Картабай сказала Кабанбеку, что невесте стало немного лучше, и муртазак решил, как только появится серп молодой луны, привезет Салимат в свой дом.

И вот луна взошла. Кабанбек послал человека к Камаю сообщить, что завтра он пригонит скот — калым и заберет невесту.

С первыми петухами поднялся Камай. Да он и не спал вовсе. О калыме думал. Такое стадо, какое обещал пригнать Кабанбек, наверняка даже не снилось ни одному узденю в ауле! Он облачился в лучшую черкеску и вышел во двор прикинуть, как лучше разместить скот. Потом ему захотелось в последний раз полюбоваться на спящую дочь. На цыпочках он подошел к ее комнатке, приоткрыл дверь, и вдруг необоримая тревога заполнила все его существо: кровать дочери была пуста.

Камай рывком распахнул дверь, влетел в комнату. Заглянул под кровать, под столик. Выбежал во двор.

— Салимат!.. Дочка!.. — сначала тихо, потом все громче и громче окликал он.

И, не услышав ответа, кинулся будить Рахиме.

— Дочь… Где дочь, спрашиваю?! — хрипел он.

Рахиме недоуменно смотрела на мужа.

— Что глаза-то вытаращила? Дочери, говорю, нет!

Рахиме наконец поняла.

— Аллах мой! — затряслась, зарыдала она. — За что так наказываешь?

Камай бросился из дома в балку, к роднику.

— Салимат! До-очка-а! — кричал он, совершенно обезумевший от горя и отчаяния. — До-очка-а-а!.. Вернись, негодная, прокляну!

Камай обессиленно опустился на камень, стиснул ладонями голову. Все, все пропало: калым, богатство, знатное родство…

Нет, не мог примириться с этим Камай. Вскочил и угрожающе потряс кулаками:

— Врешь, змея! Далеко не уйдешь! Найдем! Будешь ты в руках того, кто сватал!..

И он помчался к усадьбе Кабанбека. Через несколько минут там все были подняты на ноги. Муртазаки и работники оседлали коней. Рванули поводья, кони вздыбились и с места пустились вскачь.