Бел-горюч камень

– О-ой, а мы-то, малышки, в куклы играемся!

Девочки засмеялись. Желтоволосая, словно и не думала потешаться над Изочкой, подала ей руку:

– Я – Полина Удверина. А тебя как зовут?

– Изочка… Изольда.

Полина опять развеселилась:

– Ты что – изо льда? Девочки, вот смешно: она изо льда!

– Слушайте, у нас появилась Снегурка!

– Снегурка-малышка! В куклы играет!

Изочка опустила глаза. «Раз-два-три… Меня здесь нет… Не вижу, не слышу…»

– Что ты умеешь делать – петь, танцевать, рисовать? Мы уже к Новому году готовимся.

– Петь умею.

– Ну-ка, спой что-нибудь, – приказала Полина.

– Утро туманное, утро седое, – послушно пропела Изочка дрожащим голосом.

– А так – слабо? – прервала ее Полина и, открыв рот баранкой, звонко затянула: – Соловей мо-ой, с-о-оловей, голососисты-ый со-о-оловей!

– Здорово, – искренне восхитилась Изочка.

Полина гордо вскинула голову:

– А ты думала! Я лучше всех здесь пою.

– У тебя родственники есть? – спросила Изочку большая плотная девочка, почти взрослая девушка, со светло-русой косой вокруг головы.

– Нет. Только дядя Паша и другие соседи.

– А дядя Паша тебе родной?

– Он тоже сосед…

Противная Полина ввернула:

– Бывший сосед. С этого дня мы твои соседи, поэтому изволь нас слушаться!

– Чего лезете к человеку? – вступилась, заглянув в комнату, старая няня. – И так дитю плохо, а тут еще вы.

– Дитю! – сузив глаза, передразнила Полина. – Ей одной плохо? Она у нас одна сирота, да?

Няня обняла Изочку мягкими руками:

– Не надо гнобить друг дружку, жалеть надо.

Полина обидчиво скосилась на няню:

– Ну и жалейте, а я не буду!

– Заревновала, – засмеялась та. – Дай и тебя обниму.

– И меня, и меня! – закричали девчонки и потеряли к новенькой интерес.

Изочка застелила постель, спрятала сумку в тубочку, Аленушку и мамину деревянную шкатулку – под подушку. Посидела бездумно на койке, – а теперь что делать?

– Обед, обед! – взголосили в коридоре.

– Наконец-то, – вздохнула темненькая большеглазая девочка.

Все, кроме Изочки и няни, засуетились, побежали куда-то.

– И ты иди, а то не достанется, – сказала няня и осуждающе покачала головой. – Эта повариха Молчанова всегда с опозданием…

Двери с обеих сторон коридора с шумом распахивались, и воспитанницы спешили в гардероб. Выяснилось, что спальни тут разные: есть для восьми человек, десяти и даже двенадцати. Изочке повезло попасть в самую маленькую. Свой отсек в гардеробе она с трудом отыскала по пояснению, выведенному поверх зачеркнутого на углу дверцы: «И. Готлеб». Ну вот еще – с ошибкой!

Цигейковая шапка и телогрейка сухо пахли газетной бумагой и перцем – новая одежда почему-то всегда так пахнет. На рукав был пришит ситцевый лоскут ярко-зеленого цвета.

Девочки в синих телогрейках, мальчики – в серых, все с разноцветными лоскутами на рукавах, торопились к правому крыльцу общего корпуса с вывеской «Столовая» под навесом. В противоположной стороне двора густо росли кусты и березы, виднелись какие-то хозяйственные постройки и гора аккуратно сбитого стога в снежном берете.

В фойе Изочку остановила дежурная по столовой «санитарка» с красной повязкой над локтем:

– Покажи руки. Ты их мыла?

– Не мыла, – растерялась Изочка, протягивая ладони. – Я думала, здесь есть рукомойник…

– Нет тута умывалки. Вертайся обратно и вымой.

– Поела уже? – на бегу спросила Полина Удверина.

– Руки мыть иду.

– Вот дуреха! Сказала бы, что мыла!

В начале коридора девчачьего общежития шумела возбужденная толпа.

– Куда прешь! – сердито закричала бритоголовая девочка с лицом как колобок. – Не видишь – очередь!

Расстроенная Изочка разглядывала настенный щит с портретами пионеров-героев и тайком – бойких девочек, а девочки украдкой посматривали на нее.

Добраться до свободного умывальника удалось не скоро, пол кругом уже был залит водой, и мыла не досталось. Здешняя дежурная объяснила, что по бруску хозяйственного мыла выдают жилым корпусам с утра на целый день. Вторая, бритый колобок, бросила на Изочку презрительный взгляд и велела:

– Кто последние, швабры в руки – живо полы подтереть!

Из-под рук ее вывернулась чернявая первоклашка и вприпрыжку поскакала к двери, на ходу вздевая телогрейку. Пришлось Изочке одной вытирать полы.

Полина уже мчалась из столовой в корпус и, увидев Изочку, громко расхохоталась:

– Копуша!

Худая, совсем не похожая на повариху женщина в засаленном переднике проворчала:

– Второго нету, подмели вчистую. Борщ остался и сладкий чай.

Не глядя, плеснула в железную миску свекольно-капустной водицы с картофелинкой на дне. Чай был чуть подсахаренный. Несколько последних ломтей хлеба, показав Изочке язык, рассовал по карманам скуластый мальчишка. Впрочем, голодной она себя не чувствовала, да и дядя Паша успел сунуть ей в сумку тети-Матрениных калачей и кулек ирисок…