Бел-горюч камень

Милосердные сны воспринимались подлинным освобождением, полноценной, возликовавшей в яви надреальностью. Пробуждение почти всегда было глухим и страшным, как пинок кованого сапога в поясницу. Недуг беспощадно возвращал душу в боль и стон искалеченной холодом плоти. Вместе с тем мгновенно осмысливалась необходимость собрать остатки душевных сил и улыбаться – без видимого напряжения улыбаться дочери, соседям, навещающим чаще, чем бы этого хотелось. Опасаясь выдать себя, Мария следила за лицом и забывала о руках. Тревогу пальцев, в безотчетном порыве шарящих по постели, усмиряли янтарные бусы, подсунутые чуткой Изочкой. Мария перебирала медвяные камни, отполированные любящими руками мужа, и боль стихала.

Он давно не снился. Наверное, не желал беспокоить заранее, ожидая жену за гранью времен. А может, не знал, что она струится к нему последней живой кровью, не хотел докучать…

Однажды вспомнилась его рассудительная реплика: «Безвыходных ситуаций, кроме смерти, не бывает. Да и смерть, вероятно, выход. Или вход?»

«Я выхожу туда, где светло…» Где светло…

Чете Готлибов изначально было суждено остаться погребенными в одной земле. Мария смирилась с мыслью о смерти, испытывая вину перед жизнью: она не любила ее без Хаима. Она любила дочь.

Матрена Алексеевна уже не напоминала о продаже комода. По тому, с каким скорбным лицом соседка принесла и поставила на комод бумажную иконку Николая Чудотворца, Мария поняла, что дни ее сочтены.

– Молись, мамочка, – просила Изочка. – Ведь бывает чудо: просишь-просишь Бога, и вдруг нечаянно выздоравливаешь. Тетя Матрена сказала – бывает, правда!

– Я молюсь…

Ежедневно, ежечасно, пока не спала, Мария молилась о дочери.

– Бредит, – шептал Изочке Павел Пудович и, вздыхая, смягчал кедровым маслом обметанные лаковым глянцем губы Марии.

Она знала – сосед взял бы на себя бо́льшую часть забот, свалившихся девочке на плечи, но не решался предложить помощь. А Изочка и не позволила бы. С трогательной готовностью ухаживала она за матерью. За все каникулы ни разу не отпросилась поиграть с окрестной детворой. Любимый Изочкин лес без нее благоухал шиповником и земляникой, потом полнился грибными запахами, словно воздух сырного погреба, и, наконец, задышал осенней, чуть банной березовой дымкой. А Изочка в это время варила еду, стирала, сушила и гладила бесконечные прокладки с разводами крови, мыла Марию губкой, подстилая под ослабшее тело старую клеенчатую скатерть, втирала мази, заворачивала в прогретые пеленки…

Медсестра продолжала ходить аккуратно и, поставив укол, изумлялась с грубоватой прямотой:

– Надо же! Похудели как, а кожа не дряблая, до сих пор пролежней нету!

Целительную энергию Майис чувствовала Мария в маленьких руках дочери. Эти решительные руки выминали ее тело с упругой и ласковой силой. Изочка обладала удивительной интуицией – тем, что якуты называют «зрением пальцев». Хваткие пальцы двигались ритмично, как гребцы на веслах, точно определяли, где усилить, а где ослабить массаж, и вялотекущая кровь оживала.

– Ты устала, хватит, – пугалась Мария теней утомления под глазами девочки.

– Не устала, – упрямилась та. – Мне интересно, я как будто леплю тебя из глины…

За ужином Изочка клевала носом и вдруг резко вздрагивала:

– Мамочка? – она перестала называть Марию по имени. – Мама?!

– Все хорошо, – отвечала Мария бодро. – Ложись спать.

– Я сейчас… Я немножко помолюсь. И ты помолись о себе на ночь, ладно?

– Ладно.

Мария послушно молилась о себе. «Господи, прошу! Пусть скорее придет то, что должно! Надорвется дитя…»

Глава 17 Не северное деревце

В день рождения Изочки Марии, как по заказу, полегчало. Утром она согласилась поесть геркулесовой каши и впрямь съела почти полтарелки. Привычная боль отдалилась, ныла где-то на кромке сознания, и даже подумалось мельком: «А что, если?..» Захотелось сесть, попросила дочь сложить за спиной подушки.

– А ты не ходи сегодня в школу, – заглянув, предложил Изочке Павел Пудович. – День рождения – причина веская, и я с работы пораньше слиняю.

– Классная руководительница справку потребует.

– Нич-чо! – весело махнул рукой сосед. – Нарисуем тебе справку, а что печать ветеринарная, так кому какое дело? Может, у тебя, к примеру, колики начались в копыте правой задней ноги!

– На преступление толкаете? – притворно нахмурилась Мария.

Изочка заметила мамину игру, обрадовалась:

– Не надо преступления! Я так отпрошусь.

Поставила на табурет перед кроватью чашку с чаем, накинула пальто с капюшоном из оленьего меха от старой детской шубки. Ушла…

Мария смотрела в окно. Иней еще не расписал его узорами. Зима, кажется, не будет слишком морозной. На улице легкий ветер, но не холодно. В стекло мягко постукивает ветка с гроздьями ярко-оранжевых рябиновых ягод.