Бела Кун

Бела Кун и приехавший с ним из Москвы его ближайший помощник Рихард Дорнбуш стали постоянными сотрудниками газеты. Они писали о международном положении, о жгучих злободневных вопросах, о значении нэпа, о задачах коммунистической печати, о подрывной работе эсеров и т. д. и т. п. Живость и искренность этих статей принесли газете большую популярность — тираж стал заметно увеличиваться.

В результате работы Уралбюро ЦК улучшилось экономическое и политическое положение, но при всех успехах оставалось еще много трудностей и недостатков, которые необходимо было преодолеть. Враждебные прослойки населения не прекращали своей подрывной работы против Советской власти. Эсеры агитировали вовсю. Контрреволюция распространяла всякие страшные слухи. Выдумывали одну чудовищную версию за другой, лишь бы держать народ в постоянном страхе.

Правда, в Екатеринбурге, где еще не были уничтожены все последствия гражданской войны, в том числе и бандитизм, слухи эти были подчас обоснованы. Но если б была верна даже десятая доля тех небылиц, которые каждый день распускались по городу, то жизнь уже давно замерла бы.

А она не замирала. Напротив. Люди упорно работали, чтобы как можно скорее залечить раны, нанесенные войной и разрухой. При этом они ухитрялись еще и ходить в театр, в кино, в клубы. Екатеринбург и всегда-то славился своей превосходной оперной труппой, так что оперный театр и в те годы был набит битком. После спектаклей публика преспокойно расходилась по домам, но уже наутро весь город был полон слухов, что бандиты напали на возвращавшихся домой людей, раздели всех и, более того, многих даже поубивали. Чтобы представить нервозность атмосферы того времени, расскажу про один случай, который произошел с нами.

В один из летних дней в милицию поступило сообщение, что бандиты готовятся напасть на нашу дачу. Эта дача принадлежала партийной школе. В ней жили директор школы с матерью, некий профессор из меньшевиков, культурный и приятный человек с отвратительной мещанкой женой, которая только и знала, что собирала по городу самые жуткие слухи. Приезжая на дачу, она поверяла их мне «под страшным секретом». «Ириночка, Ириночка, — говорила она шепотом, — вы только никому не говорите. Рассказывают, что по улицам ходит старушка, останавливает прохожих и предлагает им мясо продать. Заманивает к себе в дом, люди-то доверчивые, идут за ней, а там их убивают, на куски режут. Только вы никому не говорите!» Так привозила она каждый день новую небылицу, от которой мурашки бегали по спине.

Ввиду того что готовящееся нападение носило и политический оттенок, органы ЧК проявили большое усердие. Один из сотрудников ЧК посетил директора партийной школы и рассказал ему, что готовится ночью, точно изложил план защиты дома и задачи, которые будут возложены на обитателей-мужчин. Бела Кун был как раз в командировке, так что на даче оставалось только двое мужчин. Нам, женщинам, выделили одну комнату и распорядились, чтобы мы не зажигали света и никуда не выходили.

В условленный час все заняли свои места. Мать директора партшколы и меня попросили перейти в комнату с окнами во двор. Мы погасили свет. Я всю ночь простояла у окна, а старуха почти тут же заснула и громко-громко храпела на всю комнату.

Уже светало. А я все еще не отходила от окна, ожидая бандитов.

Наступило утро. Ничего не случилось.

Согласно одному «предположению» бандиты отложили свою вылазку, ибо узнали, что их кто-то выдал. Согласно другому — все это был попросту результат очередного слуха.

Для нас нападение бандитов на том и закончилось, но тем печальнее завершилось оно для милиционеров. Со скуки они выпили лишку, а утром их за это хорошенько взгрели, потом даже сняли с работы.

Бела Кун вернулся на другой день. Когда мы рассказали ему о ночном происшествии, он весело потешался над нами: вот, мол, тоже «мещане», поддались дурацким слухам.

К печальным пережиткам войны и разрухи относились и попавшие на улицу сироты, которых коротко называли беспризорниками. И одной из первых забот Советского правительства было устройство беспризорных ребят в детские дома. Правда, это было сопряжено с огромными трудностями еще и потому, что таких ребят было слишком много.

Голодные, разутые, черные от грязи, в развевающихся лохмотьях, сидели они в жару и в стужу на улице и ждали, чтобы кто-нибудь бросил кусок хлеба или какие-нибудь объедки. До сих пор звучат в ушах слова, с которыми компания беспризорников останавливалась у меня под окном, чтобы получить кусочек хлеба. «Тетенька, дай мине хлебца, тетенька, дай мине хлебца!» — пели они на какой-то свой протяжный мотив. Получив заранее приготовленную порцию, убегали. Но проходило всего лишь несколько минут, и под окном выстраивалась новая группа ребят.

Нынешняя советская молодежь знает о беспризорниках только по книгам и рассказам. А мне лично не раз приходилось встречать весьма почтенных людей, которые, как выяснялось впоследствии, в детстве были беспризорниками.

Расскажу немного и о работе с интеллигенцией.