Повеселевшая Марина — полагаю, ее настроение изменилось потому, что я не стала развивать неприятную для нее тему — ответила, что река совсем рядом и что никаких опасностей там нет. И добавила, что если я дойду до кафе, сверну налево и пройду метров двести, то как раз выйду к удобному спуску прямо к реке, а рядом со спуском есть мост. Через мост, объяснила Марина, можно добраться до Агарта — того самого неприветливого села — и если идти пешком, то через мост получится гораздо быстрее, а по шоссе придется шагать раза в два дольше.
Информация про Агарт показалась мне стоящей внимания.
— А вы хоть раз ходили туда пешком?
— Я — нет, — ответила Марина. — А вот Миша частенько ходит. Машина у нас не иномарка какая-нибудь модная. Ломается, бывает.
Марина с Арсением удалились по посыпанной гравием дорожке, а я стала прикидывать, имеет ли смысл идти к реке прямо сейчас. Идею про пеший поход в село я отмела сразу — крепкому Михаилу, хорошо знакомому со здешними местами, такой поход, может, и нипочем, а вот мне лучше не рисковать. Можно и заблудиться, и еще чего похуже.
Я решила, что на следующий день встану пораньше специально, чтобы сходить к реке, а потом попрошу Михаила свозить меня в сельский магазин. А если Марина будет переживать по этому поводу — может просто поехать с нами.
День клонился к вечеру, и на улице похолодало. Я надела теплые носки, с трудом запихнула ноги в кроссовки и вытащила на веранду легкое складное кресло, которое обнаружила в самом углу домика, за шкафом.
На столике я разложила вязание, вся горя от предвкушения. Подумала о том, что ограничения и тишина идут мне на пользу — мысль о таком незатейливом, в общем, занятии, как вязание, вызвала у меня неподдельный прилив счастья.
Вспомнив, как мама учила меня, маленькую, вязать шарфы, я порадовалась, что взяла с собой пряжу нежного голубого оттенка. Можно будет связать шарфик для Арсения, зимы на Алтае точно холодные.
Я ловко работала спицами, повторяя много раз отработанные движения. Чтобы не погружаться в воспоминания о детстве, я сосредоточилась на будущем шарфе и потихоньку считала петли, хотя, честно говоря, в этом не было необходимости. Такой шарф я могла бы связать и с закрытыми глазами.
Боковым зрением я видела, как мимо меня прошествовал драный Пушок. Он делал вид, что его совершенно не интересует соблазнительно (соблазнительно для кота, конечно) разложенная по столу пряжа. Или ему правда было все равно.
Я бы просидела на веранде и дольше, так поглотило меня вязание, но около восьми вечера пошел дождь. Огорченная, я собрала вязальные принадлежности и скрылась от непогоды в своем домике.
Рабочий настрой пропал. Зато появился голод. Я разогрела бургер и съела его, снова запивая водой. Надо было хоть лимонада купить в кафе, но, учитывая все события, немудрено, что про напитки с собой мне и не вспомнилось.
Дождь разошелся, отчаянно барабаня в стекла. Я задернула шторы и забралась под одеяло со своей книжкой. Очень хотелось хотя бы краешком глаза заглянуть в телефон, и минут через пятнадцать я сдалась.
Я только посмотрю, сказала я сама себе. И все.
Интернета, конечно, не было. Я стала листать старые переписки и, добравшись до чата с мамой, отложила телефон. Дождь утих, и теперь капли лишь слегка постукивали, отскакивая от стекла окон.
Убаюканная размеренным шумом дождя, я провалилась в сон.
В этом сне я брела по полю по пояс в сиреневом маральнике. Рядом со мной кто-то шел. У меня никак не получалось повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же этот человек. Но внутри бурлил целый коктейль из будоражащих эмоций, и я понимала, что это он — тот, кто приходил ко мне во сне, и с тех пор я тайно грезила о встрече с ним.
Мою руку нежно держала крепкая мужская ладонь, и я доверчиво отдавалась этой ладони, наслаждаясь безоблачным небом, солнечным светом и кружащим голову запахом маральника.
Вдруг в одну секунду небо затянуло тяжелыми тучами. Загремел гром, крупные молнии расчертили небо, и дождь хлынул непрерывным потоком.
Сиреневые цветы поникли, а теплая ласковая ладонь мужчины из моих грез стала ледяной и жесткой.
Мне отчаянно захотелось вырваться, и я попыталась метнуться в сторону. Но холодная ладонь держала крепко, не давая желанной свободы.
В этот раз мне удалось повернуть голову. Лучше бы я этого не делала.
Силуэт мужчины обволакивал туман. Зато его руку я видела отчетливо. Удерживающая меня бледная ладонь была покрыта багровыми трупными пятнами.
Я хотела закричать, но, как ни силилась, не смогла открыть рот.
Рука потянула меня в туман.
Вкрадчивый шепот из клубящегося тумана спросил:
— Тебе страшно? Ведь правда, Лерчик?
Никто и никогда не называл меня Лерчиком.
Гром загрохотал так, словно надвигался апокалипсис.
Я села на кровати, хватая ртом воздух. Лоб покрывала холодная испарина, и я порадовалась ночнику, который в эту дождливую ночь работал исправно.
Меня накрыло волной облегчения от осознания того, что это был всего лишь дурной сон.