Феодальный гнёт ни разу не подразумевает отсутствие высокой культуры. Меркурианцы могут быть сколь угодно косными и отсталыми по сравнению с сообществами других миров, но именно
Злая Клара уселась напротив. Подпёрла кулачищем пухлую щёку и безмятежно воззрилась на меня тёмно-карими, чуть навыкате, глазищами — ей нравится, когда мужчина кушает, это зрелище доставляет ей удовольствие. Клара была бы отличной женой и матерью, есть в ней некая искорка, которая зажигает и поддерживает домашний очаг. Внешность роли не играет.
— Пан Николай, — задумчиво пророкотала хозяйка, — вот скажи, что бы ты подумал, когда бы в твой кабак зашёл настоящий принц?
— Жрать захотел, — сквозь набитый рот ответил я. Прожевал и продолжил: — Или девок… У меня своего кабака нет, не знаю. Кроме того, откуда у нас здесь может появиться принц? Это в Остмарк надо обращаться. Или, к примеру, в Готию.
— Смеёшься? Какие у готийцев принцы, смех один — хамло бородатое.
— Клара, душа моя, ты вообще о чём?
— Узнаёшь?
Хозяйка ловко извлекла из внутреннего кармана необъятного передника сложенную вчетверо дешёвую гравюру, разгладила ладонью на столешнице. Печатное дело на Меркуриуме развито неплохо, в столицах даже газеты издают, Дольни-Краловице может похвастаться тремя печатнями и шестнадцатью книжными лавками — всё-таки школьный город.
С гравюры на меня таращился его светлость Вильрих фон Зоттау, так, по крайней мере, гласила витиеватая надпись на ленте под портретом. Личность мне не известная, но судя по сопровождающему гравюру тексту в аккуратной и украшенной виньетками рамочке, это двоюродный племянник короля Остмарка. Местной политикой я интересуюсь мало, своих забот выше головы.
— Как тут не узнаешь, если пропечатано, — я ткнул жирным пальцем в плотную бумагу. — Клара, ты…
— Тш-ш… — хозяйка подалась ко мне, уложив на столешницу свою могучую грудь. — Картинку приказано передать секретным образом тебе в собственные руки.
— Зачем? — я встряхнул головой.
— Чтобы опознал.
— Кого?
— Его светлость принца, — уверенно сказала Клара. — Они знают, что твоя милость, советник короны, всегда изволят кушать в моём заведении. Желают встретиться.
Я откровенно заржал: «Злая Клара» в обязательном порядке находится под наблюдением резвых волчат из конторы пана Озимека хотя бы потому, что я сюда хожу! Нельзя недооценивать княжеские спецслужбы, это серьёзные и увлекающиеся своим делом люди. Подозрительных личностей из конкурирующих контор (я — не исключение!) они «ведут» постоянно и я привык к ним, будто к мошкам или латенам, меркурианским насекомым, выполняющим в экосистеме планеты роль тараканов!
И потом: если господин фон Зоттау возжелал увидеться «приватно», в полном соответствии с появившейся ещё на Земле классической схемой идиотских шпионских романов, то почему действовал так вопиюще бездарно? Ну что за клоунада — гравюра, переданная через кабатчицу, у которой я обедаю едва не каждый день?!
— Мне нравится ваша реакция, — на моё правое плечо кто-то положил тяжёлую ладонь. — Простите за глупый розыгрыш.
Я повёл себя как последнее быдло, утерев соус с губ рукавом колета. Сообразил встать.
— Вильрих фон Зоттау, — стоявший передо мной импозантный молодой человек наклонил голову и прищёлкнул каблуками. — Ещё раз приношу искренние извинения, но я слышал, будто люди, прибывшие к нам из чужих миров, обладают неплохим чувством юмора. Вы позволите присоединиться к трапезе, пан вице-советник?
Испокон веку бытует стандарт красивой женщины. Не идеал, а именно стандарт — начиная от древнегреческой Афродиты Торжествующей и заканчивая памятными со времён Земли блондинистыми «девяносто-шетьдесят-девяносто». Для мужчин такого стандарта нет. Можно быть худеньким и мускулистым, толстым или горбатым, юным или старцем, блондином или лысым — всё одно, в строгие пропорции не уложишься. Да эти пропорции никто и никогда не устанавливал, если быть совсем откровенным.