После этого несуразного разговора я и Нетико пришли к выводу, что человечество на Меркуриуме каким-то чудесным образом разделилось на две генетически несовместимые расы — более долгоживущие «дворяне» и обычные люди. Сразу всплыла ранее высказывавшаяся догадка о возможных экспериментах по продлению жизни, проводившихся на этой планете, но умное слово «эксперимент» меньше всего подходило к архаичному обществу, насквозь пропитанному суевериями и не знакомому даже с огнестрельным оружием (я сознательно не упоминаю про любые известные источники энергии, от паровых машин до установок термоядерного синтеза)! Однако, если в поместье Зигвальда я не заметил ружей или электрического освещения, это совсем не означает, что в более развитых южных регионах континента люди не пользуются благами прогресса — ведь кто-то построил Крепости, называющиеся, судя по приснопамятной табличке, «технологическими зонами»! Не могу поверить, что на Меркуриуме напрочь забыли о цивилизации, наши с Нетико наблюдения свидетельствуют о противоположном — вспомним Гвардию Небес, использующую летательные аппараты или мощный электромагнитный и СВЧ-фон возле Крепости!
Теперь подумаем о более чем реальной «магии» Зигвальда и снова окажемся в исходном положении. Невозможно совместить волшебство и гиперзвуковые штурмовики с плазменными орудиями.
…Больше трёх суток я предоставлен сам себе. Гуляй где угодно, наблюдай, общайся, если возникнет желание. Зигвальд обычно встречался со мной утром и вечером, за степенной трапезой, в остальное время занимался своими непонятными делами. Я бродил по крепости Баршанце, окончательно переименованной мною в «Берлогу», и пытался понять, где оказался.
Берлогу возвели в предгорьях, как сказали бы наши военные, в «стратегически выгодной точке» — возвышенность, все подходы просматриваются, дозорные вышки на окрестных грядах, с двух сторон дорогу к резиденции Зигвальда перекрывают непроходимые скалы. Сама Берлога вовсе не походила на замок из древних рыцарских романов — это был огромный бревенчатый дом в целых три этажа. Вернее, трёхэтажной была только центральная башня, вокруг которой располагались пристройки, звёздочкой спускавшиеся вниз по холму к высокому тыну, окружавшему весь комплекс, состоящий из общинных домов, где жили простецы, конюшен, хлевов, хранилищ зерна и сена, немаленькой кузни, ветряной мельницы и прочих сооружений, обеспечивавших полную автономность Берлоги. Зигвальд обмолвился, что в случае чего, здесь можно будет отсиживаться не меньше года, припасов хватит, а вода всегда есть в двух неиссякаемых родниках и глубоком артезианском колодце.
Тын меня особенно заинтересовал — высоченный забор из толстых заострённых брёвен соорудили в виде неправильного пятиугольника с башенками по углам, тяжёлые ворота и стена на всём протяжении обшиты тонкими полосами потемневшего металла, как выяснилось, серебром. Вероятно, на это диковинное украшение ушло больше тонны настоящего высокопробного серебра, можно рассмотреть гравированные руны и разнообразные значки — лошадки, коловороты, волчьи и буйволиные головы. Зачем это сделано — неясно, куда проще было укрепить тын значительно более прочной и надёжной сталью…
Несмотря на внушительные размеры Берлоги, здесь живёт не больше ста двадцати человек, из них благородных всего трое: сам Зигвальд, его отдалённый родственник с кошмарным имечком Теодегизил и теодегизилова дочурка Арегунда, ещё совсем маленькая, не больше десяти лет от роду. Других женщин-дворянок в замке нет, что объясняется опасностью и непредсказуемостью жизни у кромки диких гор. Мне объяснили, что жена Теодегизила погибла, когда его поместье на дальнем севере было захвачено и сожжено незнамо кем, сам он уцелел чудом и успел вытащить одного ребёнка из троих. Приют нашёл у Зигвальда, брата в седьмом колене — оказалось, что на Меркуриуме близкое родство исчисляется аж до девятой степени, то есть сын девятиюродного дяди считается для тебя родным братом. Ничего себе традиции!
Что конкретно произошло с Теодегизилом и его семьёй, я предпочёл не выяснять — угрюмый бородач выглядел очень уж нелюдимо, на меня зыркал будто на кровного врага, а изъяснялся на непонятном гортанном диалекте, меньше всего напоминающем знакомые мне и Нетико языки. Здоровался по утрам, однако, вежливо — вне зависимости от твоего настроения, приличия нельзя нарушать. Арегунда, наоборот, целыми днями возилась с детьми простецов, а я, наблюдая за ними, отметил ещё одну странность и сразу поделился мыслями с Нетико:
— …Детей в крепости мало, я насчитал всего двадцать одного ребёнка. Причём семь из них совсем крошечные груднички, ещё семь в возрасте лет десяти-одиннадцати, и оставшиеся семеро — подростки, около шестнадцати лет или чуть постарше. Во всех трёх категориях по четыре мальчика и три девочки. Тебе это не кажется подозрительным?